В отличие от мальчишеской увлеченности кровью и оружием, другие ритуалы Чарли были менее объяснимыми. Впрочем, дети совершают много странных поступков. Пристальное внимание к ним может лишь усугубить положение. И мы решили, что лучше всего будет не обращать внимания на его странные привычки. Мы надеялись, что, не добившись реакции, Чарли просто это перерастет. Этого не произошло. Его ритуалы стали более интенсивными и требовали массу времени. В результате Колин отвел его к психиатру, который поставил диагноз «невроз». Ему следовало поставить диагноз «обсессивно-компульсивное расстройство», но тогда никто из нас, включая докторов, не знал, что это такое. Диагноз «невроз» ничего не решил. Врачи не знали, как это прекратить.
Когда я сегодня оглядываюсь назад и вспоминаю Чарли в детстве, мне хочется плакать, потому что мы не представляли масштабов его мучений, не догадывались, что ждет его в будущем. Он был нашей радостью и гордостью – долгожданный мальчик, наш первенец, наследник Глена.
Отношения Чарли и Генри стали напряженными. Чарли часто бывал довольно жестоким – когда Генри хотел сесть рядом, Чарли отодвигался, а порой он отказывался трогать то, что трогал Генри. У Генри был совершенно другой характер, очень легкий и открытый. Он был спокойным и добрым мальчиком. Он не рисовал свастики, а ходил в Букингемский дворец на уроки танцев вместе с принцем Эндрю, и ему это очень нравилось.
В 1968 году у меня родился третий сын, Кристофер. Даже младенцем он отличался чудесным характером. Казалось, появление младшего брата сблизило двоих старших. Чарли стал более спокойным, больше улыбался, его ритуалы ослабели. Больше всего ему нравилось проводить время в Глене. Он часами бродил по лесу с егерями или катался на своем маленьком мотоцикле по поместью. Мы думали, что все наладилось, все проблемы остались в прошлом. Я вздохнула с облегчением: больше всего на свете я хотела, чтобы мои дети были счастливы. Я так хотела быть хорошей матерью. И я, и мои друзья росли в годы войны, и все мечтали о больших семьях – так природа хотела компенсировать потерянное поколение. Но хотя у меня было трое замечательных сыновей, я очень хотела девочку. Я сохранила все свои детские куклы, надеясь когда-нибудь подарить их своей дочери. В 1970 году моя мечта исполнилась – у меня родилась дочь! Даже две дочери – двойняшки Мэй и Эми. Я не ожидала двойню. Мне казалось, что у меня будет еще один крупный мальчик – Генри при рождении весил 4 килограмма 300 граммов. Когда родились наши девочки, счастливый Колин кинулся в Париж, чтобы купить им приданое от «Бэби Диор», украшенное их монограммами.
Наша жизнь казалась идеальной. Но, думая о детстве своих детей, я понимаю, что детство Кристофера и двойняшек было совсем не таким, как у Чарли и Генри. Чарли был на двенадцать лет старше двойняшек, Генри – на десять. К моменту рождения Кристофера и девочек старшие мальчики уже учились в пансионах. Разница в возрасте была настолько велика, что мы превратились в две разные семьи.
У Чарли и Генри были разные няни. Они приходили и уходили. В жизни же младших была стабильность – и это было главное различие. И основой стабильности была няня Барбара Барнс из Холкема. Ее отец работал в поместье. Дети ее просто обожали, и она стала моей верной союзницей. Она работала у нас двенадцать лет, пока двойняшки в 1982 году не отправились в пансион, а потом стала няней принцев Уильяма и Гарри. Но она навсегда осталась частью нашей семьи.
Барбару обожали не только дети. Она отлично поладила с Колином и прекрасно умела справляться с его довольно непростым характером. Однажды я услышала громкий удар в кабинете Колина, потом раздался его крик. Барбара тут же отправилась в кабинет. Колин стоял на столе, топал ногами и кричал. Барбара решительно заявила:
– Лорд Гленконнер, не могли бы вы спуститься и успокоиться? Вы пугаете детей!
И он послушался. Даже спорить не стал. В другой раз мы со всеми пятью детьми и Барбарой летели на небольшом самолете на Мюстик. Неожиданно пилот сообщил, что может совершить аварийную посадку в море. Нам велели надеть спасательные жилеты. Мы замерли, надеясь, что все обойдется. Но у Колина началась паника. Он натянул маску, взял в зубы трубку, начал кричать и метаться по салону в поисках надувного спасательного плота. Когда он нашел плот, Генри дернул за шнур, плот стал раздуваться, заполняя салон.
Барбара спокойно достала из сумочки ножницы и проткнула плот. Плот стал сдуваться, но довольно медленно. К этому моменту Колин уже орал во все горло. И тогда Барбара очень громко и решительно заявила:
– Успокойтесь, лорд Гленконнер! Вы нас всех пугаете!
И он снова послушался. Он никогда не прекратил бы кричать, если бы его попросила я. Самолет не разбился, но выйти из салона мы смогли, только когда вытащили плот. Колин снял маску и трубку и выходил с покаянным видом.