Фрейлина. Моя невероятная жизнь в тени Королевы

Моя близкая подруга Маргарет Винер понимала, что мне нужна поддержка. Она знала, что Генри стал настоящим буддистом, поэтому пригласила меня поехать с ней в Индию к нашему общему другу Митчу Критсу. Именно он вытащил Колина из неприятностей, когда тот учинил скандал в индийской лавке несколькими годами раньше. У меня совершенно не осталось сил, и ехать мне не хотелось. Но Митч уговорил меня. Он сказал, что Индия обладает целительной силой.

– Смерть – это часть повседневной жизни, – сказал он. – Здесь можно увидеть, как пылающий погребальный плот плывет по реке. Эта культура принимает смерть: они говорят о ней и понимают ее.

Я была безмерно благодарна Маргарет и Митчу. Прилетев в Индию, я сразу поняла, что это правильное решение. Митч был прав – мне сразу же стало легче. Маргарет и Митч возили меня по разным храмам. Храмы джайнов были невероятными, словно сделанными из кружев. Мы наблюдали за монахами, которые молились обнаженными, лишь повязка из перьев прикрывала их пах. Монахини носили белые одеяния и напоминали огромные белые меренги.

Мы зашли в один индуистский храм. Там семья оплакивала умершего родственника. Они собрались все вместе, хлопали в ладоши, пели и ритмично двигались. Митч подошел к ним и сказал:

– Со мной дама, у которой только что умер сын. Он был буддистом. Можно, она побудет здесь с вами?

– Нет, нет, она не может просто смотреть – она должна быть с нами! – ответили эти люди, распахивая мне свои объятия.

Я присоединилась к ним. Они зажгли благовония и продолжали петь. Не могу передать словами, какое облегчение испытала я в тот день.

Мы продолжали посещать храмы, но я начала беспокоиться: в буддизме считается, что, когда умерший достигает определенного уровня на пути к нирване, буддистский монах должен в строго определенный момент прочесть молитву, чтобы помочь человеку перейти на следующий уровень. Этот процесс одинаков для всех. В определенный день и час через несколько недель после смерти молитва должна быть произнесена.

В этот самый день мы ехали и никак не могли найти монаха, чтобы он прочел молитву. Я знала, что времени у нас очень мало. Я начала тревожиться за судьбу Генри. Мы оказались в абсолютном ничто, катили по длинной дороге среди настоящей пустыни. И тут Митч сказал:

– Не волнуйся. Я абсолютно уверен, что мы найдем монаха.

Я не понимала, почему он так думает. Вокруг были только пальмы и верблюды. А потом мы увидели на дороге одинокую фигуру.

– Вот этого мы и ждали, – сказал Митч и остановил машину.

Он все объяснил на хинди, монах улыбнулся, сжал мои руки и стал читать молитву за Генри. Я почувствовала, что это знак свыше. Монах оказался единственным человеком, которого мы увидели за весь день. Он появился для меня и для Генри. Я поняла, что у Генри все хорошо. Он упокоился с миром.

После этого я почувствовала, что силы оставили меня. Наверное, это было горе, за которым пришло невероятное облегчение. Я вернулась в машину и проспала несколько часов. Это была самая важная поездка в моей жизни. Она лишила меня сил – и в то же время я обрела невероятную силу. Сила эта осталась со мной, и только она помогает мне держаться, когда я думаю о Генри.

80-е годы подошли к концу, и жизнь моя резко изменилась. После диагноза Генри произошла катастрофа с Кристофером. И все это поменяло мои приоритеты. Я сосредоточилась на обязанностях матери, а не жены. Я понимала, что Кристоферу я нужнее, чем Колину, поэтому осталась в Англии.

Кристофер стал ходить. Его прогресс был поразительным. Через три года после катастрофы он впервые вышел в свет – на бал в Холкеме. Я смотрела на этого элегантного, улыбающегося молодого человека в смокинге и не могла поверить собственным глазам. Впрочем, большую часть вечера он провел рядом со мной, прислонясь к моему плечу. Я не возражала, но он был очень высоким и тяжелым, и я боялась, что в конце концов мы оба свалимся на пол. Полностью Кристофер восстановился лишь через пять лет.

За это время изменился и Мюстик. Беззаботные гедонистические развлечения 70-х и 80-х увенчались таким успехом, что остров стал совершенно другим. Колин продал большую часть акций и принимал все меньше участия в управлении. Он просто больше не мог все делать по-своему. Многие не хотели мириться с его точкой зрения, которую он высказывал очень резко, и в 1987 году Колин покинул Мюстик. Большой дом он продал третьему мужу Кристины Онассис, бывшему агенту КГБ Сергею Каузову.

Он переехал на Сент-Люсию и вложил средства в развитие поместья площадью 480 акров[47], купленного Генри перед смертью. Половину земли он продал девелоперам, и там построили модный курорт. Вторую половину он оставил за собой, чтобы создать нечто столь же впечатляющее, как и Мюстик.