Френдзона

– Стёпа! – звенит голос моей мамы. Она выглядывает из-за плеча папы и растягивает губы в улыбке. Моя мама психолог, и понять, что ситуацию за столом нужно спасать, для нее не проблема. – Я еще раз хочу поздравить тебя с окончанием университета. А какую ты специализацию выбрал?

Парень ставит один локоть на стол и разворачивается к моей маме, чтобы было удобнее иметь с ней зрительный контакт.

– Спасибо! – Его улыбка приторная до тошноты. Он раздает ее всем, кроме меня. – Пластический хирург, – поясняет он.

У меня челюсть падает в тарелку. Уверена, звук ее падения слышат все, потому что в ту же секунду мой бывший друг поворачивается ко мне и нахмурено смотрит мне в глаза с читаемым в его взгляде вопросом: «Что-то не так?»

– С таким ростом? – Кажется, это мой голос.

Ну да, совершенно точно эту несусветную чушь спросила я.

Господи, я чувствую, как мои щеки печет!

Теперь все присутствующие смотрят на меня, делая центром внимания. Я не люблю быть в центре внимания.

Даже Герман поднял голову и сдвинул толстую шкуру на лоб, ментально изрекая: «Это спросила рельса длиною в 180 см?»

Рядом куском мяса давится Сонька.

– А что с ним снова не так? – Степан подается корпусом вперед, заставляя меня прижаться к спинке ротангового стула.

В смысле «снова»?

Стёпа смотрит так, что мне хочется расслабить пуговицу на джинсах. У меня скручивает живот.

Мы говорим? У нас диалог?

– Я… – Мои глаза мечутся. Я не знаю, что ему ответить на мой бред, когда своими глазами он оставляет борозды на моем лице.

– Пластический хирург! Невероятно! – спасает меня мамуля. – Будешь делать людей красивыми и счастливыми! – восторгается.

– Ага. И Саре своей нос подправишь, – не отрываясь от мяса, вворачивает один из близнецов.

– Павел! – рявкает крёстный под угарный ржач второго близнеца.

– Я – Миша. – Пацаны ударяются кулаками в знак взаимного одобрения.

Кошмар!

Я не чувствую ног. У меня ватное тело, и, кажется, мне сейчас стыдно за всех присутствующих за столом.

Что происходит?!

– Отхватишь сейчас, – брякает Стёпа, беззлобно глядя на младшего брата, который в ответ показывает ему средний палец.

Господи!

Я слышу, как рядом ржет Богдан, вижу посмеивающегося в кулак папу, изумленную тетю Агату и сердитого Леона, но больше всего меня пугает взгляд Сары, которым она сверлит меня, будто во всем этом происходящем безобразии виновата я.

– Или, как вариант, сделаешь ей сиськи, а то она весь вечер на Юлькины с жадностью смотрит, – следом подхватывает Павел, и два брата пожимают друг другу руки, мол, «дай пять, бро, шутка удалась».

Если до этого я считала, что вечер безвозвратно испорчен, то глубоко ошибалась. Его апогей случился сейчас, когда в зоне моего декольте после слов близнеца пасутся, кажется, все глаза этого стола.

Но самый обжигающий взгляд, который я успеваю поймать, принадлежит моему другу детства. Он тоже смотрит на мою грудь, а потом переводит внимание на веселящихся младших братьев.

– Ну-ка рты закрыли! Оба! – рявкает дядя Леон так, что мурашки, возникшие от взгляда Стёпы, вмиг разбегаются, расталкивая друг друга. – Иначе вылетите из-за стола!

– Да мы прикалываемся, па! Она все равно не понимает! – ржет один из близнецов, намекая на Сару.

А она действительно не понимает и поочередно переводит внимание на каждого, с немым вопросом: «Что здесь происходит?»

Должно быть, это очень сложно – чувствовать себя глухонемой среди галдящей толпы. Я сочувствую ей. Искренне.

Агата отвешивает подзатыльник рядом сидящему с ней близнецу:

– Засранец!

– Да за что?! – возмущается, кажется, Миша, почесывая затылок. – Это он сказал, а не я, – кивает на брата.

– Передай тогда ему, – Агата подбородком указывает на второго близнеца и отвешивает еще один подзатыльник.

– Держи, просили передать! – Миша хлопает брата по лбу, и оба начинают дурковать за столом, шутливо раздавая друг другу лещей.

Богдан ржет.

Он мало говорит, зато много смеется.

Дядя Леон обречённо качает головой, глядя на младших детей. Тетя Агата выглядит так, будто узнала, что снова беременна. Моя мама улыбается, но не искренне, потому что, я уверена, у себя в голове она, как психотерапевт, каждому сидящему за столом уже давно выставила неутешительные диагнозы. Мой папа тоже улыбается, но искренне и ободряюще, всему этому творящемуся балагану. У Софии застыло на лице выражение, как у Агаты, и только единственного человека за столом всё забавляет – это Степану. Откинувшись на спинку стула, он лукаво почесывает правую бровь и поглядывает на веселящихся близнецов.

Мне это непонятно.

Почему он не защищает свою девушку? Почему позволяет подшучивать над ней? Ну и что, что она ничего не понимает? Ему же должно быть за нее обидно и неприятно? Или я слишком наивна?

– Стёпа, а как вы познакомились с Сарой? – Мама вновь пытается спасти этот вечер и увести разговор в иное русло.

Я расправляю уши. Глядя в свою тарелку, обращаюсь в слух и замираю, потому что мне тоже жутко интересно, как это произошло. Я не смотрю на парня, чтобы он не понял, насколько жадно я буду хватать сказанные им слова.