Унылые развалы улиц. Пустыри. Промышленные строения. Строительные площадки. Все это вперемешку, бессистемно. Строительство шло бурно, и у отцов города до реставрации уничтоженных бомбардировками исторических зданий руки так и не дошли. Дело ограничилось несколькими мемориальными досками, повествующими о том, что на данном месте стояло то-то и то-то. Так, рассматривая одну из витрин, я наткнулся на чугунную плиту, из текста которой следовало, что здесь располагалась старинная ратуша, та самая, в которой в течение десятилетий хранилась корона английских королей, попавшая сюда в качестве обеспечения за полученные от дортмундских купцов кредиты. Было это, впрочем, давно, в XIV веке.
Стиль зданий, которыми начинен торговый центр сегодняшнего Дортмунда, лучше всего выражается словом «витринный». Здесь сосредоточено около семи тысяч «торговых точек», среди которых с полдюжины настоящих гигантов, уже знакомых нам по Леверкузену.
Что манит людей в города? Наверное, жажда удовольствия, веселья. Поэтому Дортмунд старается быть веселым. Господа из пивоварен позаботились о широчайшей сети ресторанов, столовых, кафе, закусочных, как дневных, так и ночных, рассчитанных на все вкусы.
Веселиться так веселиться. В парк! Мимо нового стадиона, мимо спортивного зала на шестнадцать тысяч сидячих мест, мимо огромной пивной, мимо «романтических» ресторанов, вделанных в остатки городской стены. К башне. Скоростной лифт за минуту взвивает на высоту двести метров. Здесь ветер, панорама и ресторан. Ресторан крутящийся. Шесть оборотов в час. Каков оборот торговый — неизвестно. Сегодня во всяком случае замедлен. Погода! Займем столик у самого окна, закажем по потребности светлого пива и по горшочку местного блюда, так называемого pfeffer potthast (перец и лук с чем-то мясным), и окинем взглядом окрестность. Увы, ее не видно. Разве что близлежащие кварталы. А дальше все тонет в дымке. Она покрывает равнину и быстро сливается с небом. Постепенно начинает казаться, что это вовсе не равнина и не земля, а утреннее, белесое море. Оно движется, бурлит, наваливается на борт нашего судна. Открой окно, и помещение наполнится грохотом волн. Вот вдалеке показался силуэт небольшого острова, и еще одного, и еще. Целый архипелаг. Острова утыканы пальмами, группами пальм, увенчанных, правда, не зелеными кронами листьев, а черными, бурыми и желтыми полосками дыма. Погода здесь ни при чем. Даже в самые ясные дни видимость тут плохая. Делу помогают подзорные трубы, установленные по краям обзорной площадки. Раскошелимся на двадцать пфеннигов, прильнем на одну минуту к медным окулярам. И убедимся, что наши острова всего лишь обыкновенные, разбросанные по равнине заводы и рудники. Но горизонт раздвинется, и, если повезет с погодой, на востоке, на краю зеленого круга вестфальских лугов, можно будет разглядеть башни и шпили какого-то зеленого города. Ото Зост. Когда-то, веков пять назад, один из многолюднейших немецких городов, могущественный соперник Дортмунда, а ныне — окаменевшая древность, вмещающая в своих степах не только площади и улицы, но и сельские угодья. И это в часе езды от Рура, города, расползшегося на сто километров! Зост неправдоподобно красив. Чего никак не скажешь о Дортмунде! Древние стены Зоста, его башни, церкви, сложенные из удивительного по расцветке ядовито-зеленого камня, привлекают полчища художников и туристов. Насколько я понял, это какая-то разновидность мергеля. К сожалению, запасы этого камня исчерпаны.
Но минута прошла. Объектив подзорной трубы задернулся экраном, и мы возвратились в крутящийся ресторан на дортмундской телебашне. Глянем последний раз вниз. Под нами как раз тот механизм, который приводит в движение всю деловую жизнь города, — стальной концерн «Хоеш». И обороты нашего ресторана, и обороты местных, и не только местных, банков, и скорость наслоения новых этажей, и количество выпитых бокалов пива, и число спетых эстрадной звездой куплетов находятся в самой непосредственной связи со скоростью вальцов прокатных станов концерна «Хоеш». К их скрежету прислушиваются уши не только пятидесяти тысяч рабочих, занятых на этом производстве, но и остальных шестисот тысяч жителей Дортмунда. Остановись они, и город тут же замрет, погрузится в спячку, как его восточный зеленокаменный сосед.
Но Дортмунду такая участь пока не угрожает. Бундесреспублик не мыслит себя без стали и, разумеется, без пива. Дортмунд принадлежит к очень небольшому перечню рурских городов, которые в период угольного кризиса 60-х годов не только не потеряли, но и прибавили в числе своих жителей, предоставляя безработным шахтерам место в других отраслях хозяйства.