ФРГ. Штрихи к портрету

Славу города до настоящего времени составляет университет. Основанный в 1737 году, он через сто лет стал самым крупным высшим учебным заведением Германии, сосредоточив до полутора тысяч студентов. Сколько их сейчас — неизвестно. Университет разросся — сегодня его корпуса (факультеты, кафедры, лаборатории) занимают многие кварталы и в самом городе, и вне его. Несмотря на все превратности судьбы, готическое здание ратуши сохранилось в целости и сохранности, равно как и погребок, упомянутый в «Путешествии по Гарцу» — произведении, вот уже полтора века остающемся образцом подражания бесчисленных авторов «Путевых картин». В погребок нас загнал начавшийся проливной дождь, собственно и закончивший наш осмотр города. Мы метались по вымершим улицам в поисках нашей машины, не обращая внимания ни на медные таблички, украшающие стены многих домов, в память выдающихся ученых, некогда обитавших в их стенах, ни на другие достопримечательности. Почему-то запомнился старинный колодец на базарной площади с фигурой Эльзы-гусятницы, якобы самой красивой девушки города. Запомнился, я полагаю, потому, что мы, запутавшись в улицах, неизменно на него выскакивали. Потом, уже в машине, мы, как заклятые, долго кружили вокруг стрелки с надписью: «Домик Бисмарка». Действительно в нем когда-то проживал студент Отто Бисмарк. Однако до самого домика добраться мы не сумели.

Распрощаться с городом оказалось делом нелегким. Выяснилось, что он окружен не только кварталами институтов, но и крупными промышленными предприятиями. Наконец нам это удалось, и какое-то время мы мчались по обсаженному густыми деревьями шоссе, как вскоре выяснилось, в направлении прямо противоположном от Кёльна. Ошибка была обнаружена, курс изменен. Моя тайная надежда повидать Гарц на сей раз оказалась недосягаемой.

Прошло полгода. Мечта встретиться с Гарцем не ославляла меня, наоборот, грозила перерасти в навязчивую идею. Поэтому вполне логично, что однажды поздней ночью я очутился в поезде, спешащем на восток. Спутника себе теперь я выбрал максимально надежного — собственную жену. Кроме нас в купе находилась дама того возраста, который принято называть «лучшим».

В Дюссельдорфе наше общество пополнилось еще одним пассажиром, молодым, с густой черной шевелюрой, в потертом, явно не индивидуального пошива костюме. Незнакомец был обременен багажом, состоящим из двух картонных коробок. Расставив по полкам имущество, он смахнул со лба испарину, достал пачку сигарет и широким жестом, сразу выдавшим его иностранное происхождение, предложил нам всем угощаться. Мы с женой отрицательно покачали головами, а соседка плотнее закуталась в шаль и демонстративно уставилась на табличку с надписью: «Для некурящих». Вновь прибывшего это не обескуражило. Он щелкнул зажигалкой, затянулся и обратился ко мне с какой-то фразой, из которой я не понял ни слова. За окном в предрассветной мгле прорезался рурский пейзаж: дома, корпуса, трубы. Пытаясь поддержать беседу, я начал с неопределенного: «Много строительства…» На что мой собеседник, замахав руками, возразил: «Почему Бильбау? Я не из Бильбао, а из Барселоны…»[12] Наша попутчица фыркнула, зажала рот ладошкой и выскочила в коридор, а жена сказала: «Неужели ты не понимаешь, что человек говорит с тобой по-испански». И, перестроив тон, перешла на франко-португальское наречие, безусловно более близкое испанскому уху, чем русско-немецкое.

Наш спутник оказался испанцем, прибывшим в ФРГ на заработки. Так сказать, рядовым двухмиллионной армии иностранных рабочих: югославов, итальянцев, турок, испанцев, греков… Фактически их здесь больше, так как многие остаются после истечения контракта. На нелегальном положении.

Проблема использования иностранных рабочих непроста. В условиях массовой безработицы особенно.

Как-то на стене одного общественного заведения в Кёльне появилась надпись: «Иностранные рабочие, убирайтесь вон!» Вскоре она дополнилась следующим:

— А кто будет работать?

— Мы. Как прежде.

— Чего захотел!

В этих четырех фразах суть проблемы. Да, в стране насчитывается миллион безработных. И в то же время без импорта рабочей силы Западная Германия обойтись не может. Не очень-то много находится пока местных граждан, желающих приложить силы в качество мусорщиков, разнорабочих, мелких торговцев.

Наш испанец подвизался в качестве рабочего на железной дороге. Сейчас он ехал на новое место жительства.

— Вот так, второй год. Месяц поживешь и дальше… Семья? Конечно, есть. В Испании. Жена, двое детей. Родители…

Незаметно рассвело. Куда девалось преследовавшее нас от самого Кёльна скопище заборов и крыш. За окном до горизонта — изумрудный простор полей. Редко-редко — окруженное группой деревьев хуторское хозяйство. Приземистый, словно вросший в землю дом с огромной, словно нахлобученной черепичной крышей. Хозяйственные постройки. И снова зеленый простор. Это начиналась сельская Вестфалия, столь разительно и сличающаяся от Вестфалии промышленной, включающей в себя половину Рурской области.