– Куда нам все это девать? – спрашивала тетя Мод, заламывая покрасневшие руки, пока сундуки выгружали с повозок и тащили в дом.
Неделю спустя прибыла мебель: стулья, столы, шкафы, кровати. Все комнаты заставили мебелью. Под стенами стояли чайные сундуки, так что восьмерым обитателям дома приходилось втягивать живот и протискиваться мимо них, меняться местами, ждать, маневрировать, пропускать друг друга, чтобы войти в комнату или выйти из нее. Бабушка наставила между сундуками мышеловок и благополучно забыла куда. В итоге мышиные трупики начали попахивать, а к домашней какофонии прибавилось жужжание тысячи мух.
От летней жары взрослые становились раздражительными, и дети старались при любой возможности улизнуть в церковь. Прохладный воздух с ароматом лилий и накрахмаленных сюртуков, тишина, треугольники разноцветного света, льющегося в витражные окна, огромное пустое пространство – все это успокаивало. А в пятницу вечером, когда приезжал папа, они рассказывали, как часто ходили в церковь, и он улыбался. Натянуто, но все-таки.
Эльза с Барби перестали спрашивать, когда вернется мама. Тетя Мод сказала, что Фрида заболела и вернется, как только ей станет лучше. У Монти постоянно болел живот, и он молчал. А когда сестры донимали вопросами, он качал головой и отвечал, что
– Почему она нам не пишет? – спросила Барби, когда Монти только приехал.
– Наверное, слишком плохо себя чувствует, – сказал Монти, скорчился от боли в животе и пошел прилечь в спальню, которую делил с отцом.
Однажды в пятницу, приехав вечером из Ноттингема, Эрнест попросил всех троих детей и тетю Мод пройти в заставленную ящиками гостиную. Он опустился в кресло, а тетя Мод и Монти с сестрами втиснулись на диван. Бабушка притаилась в дверях, как толстая черная паучиха.
– Я купил новый дом. Гораздо больше, чем этот, с садом. В Чизвике, на Темзе.
Он прочистил горло.
– На следующей неделе начинаем переезжать.
– А маме этот дом понравится? – спросила Барби.
– Эльза с Барби будут жить в одной комнате, а у Монти будет своя. Я найму кухарку, чтобы у вашей бабушки и тети Мод было меньше работы.
– Тетя Мод и бабушка будут жить с нами? – удивленно спросила Барби и почувствовала, как напряглась рядом с ней сестра.
Монти, сидевший с другой стороны, тихо отрыгнул и схватился за живот. Барби слегка отодвинулась – еще вырвет на нее. Накануне Монти вырвало прямо ей на туфельки, даже следы остались.
– Да. И дедушка, естественно. И вот еще что… – Эрнест поднимал взгляд, пока не уперся в одну точку над их головами, точно викарий, когда читает проповедь. – Отныне вы должны называть Мод мамой.
Он взмахнул забинтованной рукой, указывая на свою сестру.
– Мамой? – испуганно переспросила Барби. – Почему мы должны называть тетю Мод мамой?
Последовало напряженное молчание. Тетя Мод смущенно ерзала на диване. Эльза сверлила отца подозрительным взглядом.
– Отныне вы будете называть ее мамой, – повторил Эрнест, по-прежнему глядя вдаль.
Что-то в выражении его лица отбило у Барби охоту задавать дальнейшие вопросы.
– А когда вернется мамочка? – спросила Эльза.
Папа сдержанно покачал головой. Его воспаленные глаза слезились, как будто в них попала соринка или мошка.
– Мне надо работать. Мод, ты не могла бы отвести детей в церковь?
– Ваша мать больна, – прошипела тетя Мод. – Сколько раз повторять!
В дверном проеме, подбоченившись и с притворной озабоченностью качая головой, стояла бабушка.
– Не беспокойте отца, дети. Пойдемте скорее, надо успеть к вечерней службе.
Все пятеро молча пошли в церковь: тетя Мод и бабушка впереди, а Монти сзади. Едва достигнув ворот, они услышали рвотные позывы и, обернувшись, увидели согнувшегося над канавой Монти.
– Он нездоров! – воскликнула Эльза. – Ему не надо было идти!
– Хватит, юная леди, – отрезала бабушка. – Вы знаете, почему вашей матери здесь нет, не так ли?
– Потому что она заболела в Германии. Наверное, тем же, что и Монти, и я уверена, что дедушка не заставляет ее ходить в церковь, – жалобно сказала Барби.
– Как ты смеешь дерзить! Неудивительно, что она вас разлюбила. Вот почему ее здесь нет. Она вас не любит. И теперь вас должны любить мы. Если ваш отец велел вам называть Мод мамой, значит, называйте ее мамой.
Бабушка зашагала к церкви, взмахнув юбками.
– Теперь все в руках Божьих, а он улыбается только праведникам.
Эльза машинально потянулась к руке сестренки и повела ее в церковный двор. Монти ковылял за ними, со стоном вытирая губы. Барби почувствовала, как пальцы Эльзы сжимают ее руку. Почему бабушка говорит, что мама их не любит?
Ночью Барби забралась в постель к Эльзе и крепко прижалась к сестре.
– Мамочка нас не оставила бы, правда?
– Да, – согласилась Эльза. – Я думаю, она сошла с ума и ее поместили в сумасшедший дом. А рассказывать нам стыдно. Вот почему они говорят такие ужасные вещи.
Барби придвинулась еще ближе; они лежали, как сиамские близнецы.