– Знаешь ведь, что такую книгу запретили бы и сожгли. – Фрида замолчала, глубоко затянулась и добавила, выпустив дым: – Но ты можешь это сделать. Ты невероятно умен и блестяще владеешь словом. Ты можешь окутать свои идеи завесой поэзии, настолько легкой, что увидеть истинное действо смогут лишь те, чей разум открыт, а не прокуроры и священники. Я тебе помогу. Только не здесь. – Она ткнула сигаретой в сторону рукописи. – В следующей книге.
– Я хочу написать о двух сестрах, таких как ты и Элизабет, о том, что значат для них любовь и секс.
Лоренцо отвлекся от чернильного пятна и посмотрел на Фриду.
– Ты очень добра ко мне, Королева Пчел. Я не смог бы жить на свете без женщины, которая меня поддерживает.
– Значит, я заменила тебе мать?
Фрида выпустила в потолок длинную струю дыма и подняла с пола книгу.
– Я могу писать только о том, что меня волнует. Сейчас это отношения между мужчиной и женщиной. Но дело не только в этом. Ты связываешь меня с неизведанным.
Уголки ее губ дрогнули в улыбке. Фриде нравилось думать о себе как о проводнике тайны, о канале в неизвестное.
Она открыла книгу. С пожелтевших страниц поднялось облачко пыли, с корешка упала сплющенная муха.
– Что ты читаешь? – Лоренцо бросил на нее мягкий вопросительный взгляд.
– Библию. У меня нет других книг. В любом случае мне импонирует Христос. Думаю, я бы ему тоже понравилась.
Глава 60
Фрида
Три дня спустя Лоренцо вновь заговорил об Отто Гроссе. Он аккуратно разложил масляные краски, баночку со скипидаром, тряпки и кисти и настраивал угол мольберта, наклонив голову и отвернувшись от жемчужного ноябрьского света, льющегося в окно. У стены стояла картина с изображением трех обнаженных юношей.
– А что думал твой сумасшедший австрийский доктор о любви между мужчинами?
– Он анархист и ничего об этом не думал.
Фрида подняла голову от книги и с любопытством посмотрела на Лоренцо. В его вопросе, в неуверенном тоне голоса было что-то такое, от чего у нее перехватило дыхание. Молодой человек молча поместил холст на мольберт и начал вытирать тряпочкой кисть. Фрида отложила книгу и закурила, резким движением вытряхнув из коробка спичку.
– Отто считал, что нельзя подавлять сексуальные желания и фантазии, иначе они вытесняются в подсознание и человек не может стать по-настоящему свободным.
Лоренцо начал энергично водить кистью по холсту, заполняя темную область в углу. Фриде внезапно захотелось увидеть его лицо, а не спину.
– Конечно, это незаконно. Посмотри, что сделали с Оскаром Уайльдом.
Лоренцо ничего не сказал, лишь громко сглотнул. Наступила странная тишина. Фрида слышала шорох кисти по холсту и треск поленьев в камине, а вот обычные уличные звуки – детский плач, лай собак, топот солдат, звон ведер и бидонов – затихли. В наступившей тишине вдруг вспомнилась картина, четкая и ясная: Лоренцо наблюдает, как садовник, прививавший виноград, смешивает руками известь, навоз и землю. Когда мужчина наклонился над ведром, бриджи сползли с узких бедер, обнажив полоску блестящей загорелой кожи. В глазах Лоренцо вдруг зажегся странный свет. Свет, который она знала и любила. Свет, который, как она думала, загорается только для нее. Ну пусть даже для других женщин. Фрида отвела взгляд, не желая ни видеть, ни думать. Пока она тупо смотрела на ряды виноградных лоз, в ее сознание невольно проникла сцена из первого романа Лоренцо. Сцена, в которой двое мужчин вместе плавали в пруду, а затем вытирали друг друга полотенцами. Вспомнились точные слова, бессознательно запечатлевшиеся в памяти…
Фрида с силой потерла лоб. В висках стучало. Не стоит забивать себе голову, как будто других проблем нет!.. Она уже раскаивалась, что не сохранила письма Отто. Зря отправила их Эрнесту. Лучше бы сделала копии… Надо пойти прилечь, иначе мигрень начнется.
Проходя мимо Лоренцо, она легонько тронула его за плечо.
– Пойду прилягу, милый.
Он обернулся и рассеянно кивнул. Фрида вдруг заметила, что его лицо искажает гримаса, словно мышцы перекрутились под кожей. Точно маленький зверек, попавший в капкан.
– Милый, я люблю тебя. Я хочу, чтобы тебя все любили. Ты этого заслуживаешь.
– Я тоже тебя люблю, Королева Пчел.
Лоренцо даже не посмотрел на нее: он продолжал водить кистью по холсту, оставляя длинные черные линии, будто шрамы.