Фрида

Фрида подняла горшок и изо всей силы обрушила ему на голову. Голова Лоренцо описала круг, лицо перекосилось от боли и гнева. Мелкие терракотовые осколки застряли в волосах, бороде и усах, те, что покрупнее, разлетелись по газону. Из головы полилась кровь: вниз по лицу, по шее, за воротник.

Когда Фрида наклонилась осмотреть рану, Лоренцо засмеялся, схватил ее за руку и потянул к себе.

– Ложись, Королева Пчел. Давай споем. Интересно, смогут ли наши ангельские голоса оторвать Гарнетта от работы.

Фрида нашла взглядом окно хозяйской спальни. Эдвард стоял в раме из алых штор, всем своим видом выражая растерянное недоумение. Позже, много позже, когда редактор спросил, как она терпит оскорбления Лоренцо, Фрида задумчиво помолчала, моргнула и ответила:

– Когда живешь с художником, все другие мужчины становятся невыносимо скучными.

Глава 72 Эрнест

Эрнест сидел, обхватив голову руками. Все спали, и в доме стояла такая тишина, что он слышал скрип деревянных балок, рассохшихся от летней жары. Мотыльки, хлопая крыльями, бились о темное стекло. По дороге прогрохотала одинокая повозка. Подняв наконец голову, Эрнест увидел в окне свое отражение. Как он постарел и устал! Под глазами – даже не мешки, а вместительные дорожные сумки. В уголках глаз и по бокам рта залегли глубокие морщины одиночества. Кожа на шее обвисла дряблыми складками. Светлые волосы так поредели и потускнели, что трудно понять, есть ли они вообще. Он пригладил жидкие пряди на макушке и вернулся к недописанному письму на столе.

Эрнест решил написать Фриде последнее письмо и передать дело адвокату. Суд примет постановление, которое запретит ей видеться с детьми и гарантирует ему единоличную опеку. Все эти хождения вокруг школы следует прекратить. На прошлой неделе Монти рассказал ему о даме с коротко остриженными волосами и таинственной улыбкой (именно так он выразился), которая подлавливала его на переменах, выскакивая из кустов с деньгами и записочками – от Фриды. Если верить Монти, женщина затем гналась за ним через всю школу, требуя, чтобы он принял подарки от матери. Монти вежливо объяснил, что ему не разрешено принимать подарки от незнакомцев, однако дама продолжала его преследовать. В конце концов Монти пожаловался директору, и женщину – какую-то аморальную разведенную новозеландку – выставили из школы. Фрида совсем с ума сошла. Неужели она не понимает, насколько абсурдно себя ведет? Неприлично, неподобающе!

Эрнест взял перо, обмакнул в чернильницу и начал писать…

Ты теперь не просто умерла для детей, а стала для нас разложившимся трупом.

Он не стал писать ее имя и подписывать письмо. Не зная Фридиного адреса, он решил отправить послание ее матери, баронессе. Эрнест вставил сложенный листок в конверт. Как всегда при мысли о жене, он вспыхнул от гнева. Порой ему казалось, что вместо крови в жилах течет купорос. Он представил свое тело, разрезанное хирургом. Сердце, как маленькая сухая черносливина. Тлеющие угольки вместо легких. Кишки, полные серого пепла. Яички, наполненные прокисшим молоком. И пенис – извивающийся червяк, однажды он разрезал такого лопатой.

Воспоминание о червяке напомнило об огороде: картофель, грядки с помидорами, аккуратные ряды фасоли и моркови. Сейчас у него не было сил заниматься садоводством. Изматывали еженедельные поездки, долгие часы работы, убогая комнатка, где он жил рабочую неделю. А потом выходные, когда приходилось одновременно быть и матерью, и отцом, успокаивать Мод и родителей, проверять работы учеников, работать над следующей книгой, которую требовали издатели. Эрнест взглянул на пистолет, лежащий в открытом ящике стола, и почему-то успокоился. Такая маленькая, аккуратная вещица с резной рукояткой. Вот у нее есть цель.

Он задвинул ящик, повернул ключ, положил на ладонь и стал рассматривать. Перед глазами стояла Фрида. Зеленые глаза с золотистыми крапинками. Округлые бедра. Пышная грудь. Круглые, как масляные булки, ягодицы.