Фрида Кало

Жанру автопортрета Фрида отдавала явное предпочтение: «Я пишу себя, потому что много времени провожу в одиночестве и потому что являюсь той темой, которую знаю лучше всего». Подобно фотоальбому, в автопортретах художницы содержится повествование о различных этапах на пути к самопознанию через физические страдания и любовные переживания. Прячась за сложными символами своих произведений, она все же желает, чтобы кто-нибудь проник через все это хитросплетение аллюзий, понял бы ее и полюбил. Терновое ожерелье, которое до крови царапает шею женщины, олицетворяет боль расставания с Диего, это несомненная аллюзия тернового венца Иисуса, воплощенная, однако, в форме типичного женского украшения. Две изысканные заколки в виде бабочек символизируют возрождение. На своих автопортретах Фрида всегда предстает элегантно одетой и очень ухоженной, пленительной для мужчин и иконой стиля для женщин. Показ некоторых недостатков, как, например, пушок над верхней губой и сросшиеся на переносице брови, вполне невинное желание казаться именно такой, какая она есть (даже если это создает вызывающий намек на гермафродитизм автора). Атмосфера картины пронизана магией: черный кот, встречающийся только в этом произведении, олицетворяет сказочных колдуний. Обезьянка же символизирует похоть. Птица в форме распятия, подвешенная на ожерелье, повторяя и форму бровей Фриды, вновь отсылает нас к теме тяжелых отношений с Риверой и к эмоциональному плену, в котором, по ее собственным ощущениям, оказалась художница.

Автопортрет с обрезанными волосами. 1940. Холст, масло, 40×27,9 см. Нью-Йорк, Музей современного искусства

В отличие от предыдущего «Автопортрета в терновом ожерелье с колибри» здесь Фрида делает особый акцент на сочетании в ее внешнем облике ярко выраженных не только женских, но и мужских черт: короткие волосы и костюм мужского кроя, слишком широкий для нее, похожий на тот, в котором отец сфотографировал ее еще в 1926 году. В результате мы вновь видим восхваление противоречивого, но привлекательного образа женщины, идущей против течения, но не отказывающейся носить серьги и туфли на высоком каблуке – образ, который Фрида так искусно создавала и который продолжил жить и после ее смерти. Художница позирует с короткой стрижкой, делая незабвенным решение отрезать волосы, что для каждой женщины символ перемен, но не только внешне: для Фриды это желание показать, что она может существовать без Диего. Отрезанные пряди волос раскиданы повсюду, а ножницы, изображенные прямо перед интимной частью тела, символизируют мысли о кастрации, спровоцированные разочарованием в любви. Весь этот типичный для творчества Фриды дуализм полностью сбивает зрителя с толку. Например, надпись сверху, похожая на отрывок из песни, может принадлежать перу самой художницы, но в этих словах так явно слышится голос Риверы, который, как типичный мексиканский мачо, предпочитал женственный образ Фриды: «Видишь ли, дорогуша, любил тебя я за косу твою, сейчас, с отрезанными волосами, тебя я больше не люблю». К тому же слово «pelona» («лысая», «с отрезанными волосами»), присутствующее в надписи, в мексиканской традиции отсылает к идее смерти. Таким образом, в этом произведении художница окончательно смешивает карты, скрывая свои самые глубокие переживания: страх одиночества и страх перед будущим без Диего.

Автопортрет с обезьянками. 1943. Холст, масло, 81,5×63 см. Частная коллекция

Автопортрет с обезьянками. Фрагмент. 1943. Холст, масло, 81,5×63 см. Частная коллекция

Автопортрет с обрезанными волосами. Фрагмент. 1940. Холст, масло, 40×27,9 см. Нью-Йорк, Музей современного искусства