Фридрих Горенштейн и «Зеркало Загадок»

Всякая ситуация требует своих авторов и своих книг. Пошлый и тяжелый фарс свободы, который мне в первую же ночь довелось пережить, как нельзя лучше дополнялся книгой Калинина о коммунистическом воспитании. Читая ее, я почувствовал некоторое облегчение и даже надежду. Особенно, когда прочитал о клопах: "Клопы ─ это же нетерпимая вещь, это позор, а люди все время задают себе вопрос, каким должен быть человек при коммунизме, каким свойством будет отличаться. (Смех.) Люди разглагольствуют о воспитании детей, а себе в квартире устроили клоповник. Ну что это такое! Разве это культурные люди? Это дворянские тюфяки, сохранившиеся от старого русского общества. (Смех.)" Цитирую по книге, которую много лет спустя приобрел на "фломаркте" (блошином рынке) в Берлине. На книге овальная печать: "Humboldt-Universitaet Berlin. Bibliothek, Slavischer Institut". Даже указана дата приобретения: 4.11.1971. Печать перечеркнута накрест коричневым. Безусловно, после утраты ГДР-овской родины выброшена, подобрана старьевщиками и приобретена мной за марку.

Я так много останавливаюсь на этом эпизоде, потому что именно он дал мне толчок написать эти мои эпистолии. Идея давно мелькала, написать о первой осени на Дунае и связанных с ней мыслях и чувствах. Но все не мог собраться. Тайна творчества, как всякая тайна зарождения во второстепенном, иногда до смешного второстепенном. Увидал Лев Николаевич Толстой сломанный куст репейника, и возникло желание написать о Хаджи-Мурате.

Тему борьбы с клопами Михаил Иванович Калинин затронул среди прочих в своем докладе на собрании партийного актива Москвы второго октября 1940-го года. Время было перестроечное. Приходилось перестраиваться на дружбу и союз с бывшим идеологическим врагом. К приезду Риббентропа разыскали на Мосфильме красное знамя с черной свастикой в белом пятне, которое до того использовали в антифашистских фильмах. В кратком философском словаре под редакцией евреев-активистов Юдина и Розенталя, выпущенном весной 1941-го года, есть понятия "троцкизм", "бухаринцы", но нет определений "нацизма", "фашизма". И сразу после "антипода" идет "антитеза", а определение "антисемитизма" отсутствует.

Дружба-то дружбой, мир миром, но даже последнюю бабу на базаре тогда тревожила угроза войны. Люди покупали в запас спички и мыло, пока еще было возможно. И не прибег ли Калинин к аллегории, говоря так много о борьбе с клопами? Почти следом за антиклопиными тирадами он говорит о "нынешней сложной международной обстановке": "Наш народ должен быть особенно собранным, подтянутым и напряженным в своей бдительности, чтобы наше социалистическое государство готово было встретить любую неожиданность, всякую случайность. В эту точку должны бить все наши общественные организации, литература, искусство, кино, театр и т. д. Это и будет, товарищи, действительно выполнением воли партии, указаний товарища Сталина и заветов Ленина по коммунистическому воспитанию масс в данный исторический период (бурные аплодисменты, все встают, возгласы "Ура!", возгласы "Да здравствует великий Сталин!")".

За чтением М. И. Калинина провел я первую ночь на Западе. А утром сделал первую свою на Западе покупку. У настоящего австрийского мясника с лицом из розового фарфора купил немного колбасы, говяжьей печенки для Кристи и булочек.

Так началось мое возвращение. Главный мотив в "Одиссее" Гомера ─ возвращение. Ибо, в отличие от модернистского романа, в эллинском все может изменяться, кроме целей и чувств.

(Продолжение следует)

Беседы с Ефимом Эткиндом Nature morte в венке из живых слов

Nature morte ─ натюрморт ─ по-французски ─ неживая природа. Есть и немецкое определение натюрморта: Stilleben ─ тихая жизнь. Второе, немецкое, определение мне ближе. Однако, оба с разных сторон утверждают нечто противоположное некрологу: nekros ─ мертвый, logos ─ слово. Статья о смерти кого-либо, содержащая сведения о жизни и деятельности умершего. Статья, согласно определению жанра "некролог", написанная о мертвом, пахнущем ладаном, мертвыми словами ─ словами кладбищенского славословия и церковного благовещения над гробом или урной.

Но я не хочу говорить о Ефиме Эткинде мертвыми словами. Есть красивые бумажные цветы для мертвых, но есть и красивые искусственные слова для мертвых.

Никто не знает, как далеко уходят от нас те, кто нас покидает, навсегда застывая в памяти картинками неживой природы или тихой жизни без слов. Вход оттуда сюда закрыт, и никто о том рассказать не может. Но вход отсюда туда открыт постоянно, значит, открыт он и мыслям в духе и во плоти ─ то есть живым словам.

Древние греки называли место, куда от нас уходят те, кто нас покидает, Елисейские поля, Elisium, где цветет вечная весна, веет вечно прохладный Зефир, нет забот и раздоров. Наверное, потому парижане, до чванства гордящиеся своим городом, назвали главную парижскую улицу этим гомеровским именем.