Фридрих Горенштейн. «Время и мы». 1979-1989

Кикин. Отец тебя уморить хочет, пока сам не умер. Так советники подсказали. Боятся, что после отца ты все по-иному повернешь.

Алексей. Да, по-иному поверну. Я старых всех переведу, а изберу себе новых по своей воле.

Глебов. Отец еще не стар, но сильно и часто припадает, долго не удержится, не проживет, а с ним исчезнут и дела его.

Алексей(с горечью и злобой). Не только дела его омерзели, но и сама особа его мне омерзела. Лучше б я на каторге был или в лихорадке лежал, чем там у него был. Я всегда как на плахе. В Карлсбаде, когда лечился, книги читал Барониуша, кесаря римского. Сказано там: не кесарское дело вольный язык унимать, да не кесарское дело в Великий пост казнить. Да воинам — чтоб народ не притеснять, чтоб не брать дров и постели у хозяев на квартирах.

Кикин. Ты, Алеша, умнее отца. Отец твой хоть и умен, но людей не знает. А ты умных людей знать будешь лучше.

Алексей(повеселев). И то правда. Эх, други, быстрей бы время пришло без батюшки. Жить будем весело, свободно, по-русски. (Кричит.) Иван!

Входит Яков Носов.

Яков Носов. Иван Большой отлучился по нужде, а Иван Малый Никифора Кондратьевича пользует, понеже тот с лестницы пьяный упал и руку свихнул.

Алексей(смеется). Яков, сбегай-ка в трактир и приведи спеваков. Да с гуслями и скрипицей.

Яков Носов. Слушаюсь. Внизу человек дожидается. Просил к вам, да я его не пропустил.

Алексей. Кто таков?

Яков Носов. Босой.

Алексей. Это как — босой?

Яков Носов. Кличут Босой и натурально сам босой. А на съестном рынке я указ читал, к столбу прибитый: беснующихся, в колтунах, босых и в рубашках ходящих, не допущать и наказывать.

Глебов. То, видать, Михайло Босый из Суздаля пришел. (К Якову Носову.) Веди его сюда.

Алексей. Пропусти сюда.

Наливают водки, чокаются, выпивают. Входит Босый, в старой монашеской рясе, перевязанной веревкой, с плетенным из лыка кузовом за плечами, босой.

Босый. Мир вам, царевич-батюшка. (Крестится на иконы, затем к Глебову сердито.) И ты здесь, майор? В ворота к тебе стучал, да солдаты со двора согнали и женка твоя також.

Глебов. Ну не признали, Михайло. Ты не серчай. Это Михайло Босый, богомол из Суздаля. Здесь, Михайло, все свои.

Босый. Ежели так, мочно… (Вынимает из плетеного кузова хлеб, разламывает его пополам и достает оттуда записку и кольцо.) Вам, государь-царевич, от матушки вашей царицы Евдокии из Суздаля. Кольцо и память. (Протягивает записку.)

Алексей(торопливо хватает). Матушка моя родная! (Читает про себя, затем вслух.) «Олешенька! Когда Бог сочтет вас, вот мое обручальное кольцо на счастье. Простите. Бог с вами. Твоя мать Евдокия». (Плачет.) Матушка моя родная, любимая моя матушка. Уж сколько годов мы разлучены с тобой.

Босый. Посылает вам, царевич-государь, царица-матушка ваша также образ маленький Богородицы, да платок, да четки, да молитвенную книжку, да две чашки, чем водку пьют. А изустно передать просила: ежели в чужие края уедешь, хорошо то сделаешь.

Кикин. Ей, не дурна мать твоя, Алеша.

Босый. Был я дорогою у Авраама Лопухина, брата вашей матушки, был в Ясной Поляне под Тулою, и передал он тебе бутылку домашней водки-рябиновки да письмецо маленькое при оной водке, однако письмецо, одумавшись, изодрал, а так велел передать, что Авраам-де гораздо печалится, что вы, царевич, к нему неласковы.

Алексей(вертя бутылку). Передай Аврааму, что я к нему доброжелательный. Чтоб он не сумневался. (Наливает водку, пробует.) А водка славная… Ну-ка, тебе, Босый, чашку за радостную весть. (Наливает. Босый крестится и выпивает.) Калачом да курячей ножкой закуси. (Дает недоеденную куриную ножку. Босый ест с аппетитом.) Да сапоги ему! Эй, Иван! Эй, Яков! (Входит Иван Большой.) Иван, сапоги Босому. Пришел ты ко мне босый, а уйдешь в сапогах.

Босый(быстро охмелев, кричит). Любо! Любо! Батюшка ваш недолго проживет. Я его издаля видел. Выглядит он упалым, и лицо пухлое.

Входят три музыканта с гуслями и скрипицей.

Алексей. Вот и весела вечерина. Спеваки, вы откудова?

Музыкант со скрипицей. Мы бывшие императрицыны певчие. А ноне не по душе новому регенту, так по кабакам.

Алексей. Ей, веселую! (Музыканты играют, Алексей поет.)

Ты, крапива, ты, крапива, блядь.
Вы крапивны семена.
Кунью мою шубеньку облила.
Меня курвой, блядью оплескивала.