«Ты едва можешь догадаться о том, что ты дашь своим читателям, потому, что все твои мысли принадлежат исключительно тебе одному. Но такого голоса, как твой, мы еще никогда не слышали ни в жизни, ни в книгах. И читая твои книги, я продолжаю чувствовать то же самое, что я чувствовал в дни нашей дружбы; я чувствую, что перелетаю в какой-то высший мир, что ты умственно меня облагораживаешь. Особенно глубоко захватывает конец твоей книги. Ты можешь, ты должен подарить нам после этих нестройных звуков, более нежные, священные созвучья… Прощай, дорогой друг; ты по-прежнему так много даешь мне, а я только беру…»
Ницше был счастлив. «Спасибо, дорогой друг, — писал он 28 декабря 1879 года, — ты вернул мне твою прежнюю дружбу; это для меня лучший праздничный подарок». Но письмо было очень короткое, и две последние строчки объясняют нам причину этого: «Здоровье мое находится в ужасном состоянии, мучаюсь я нестерпимо; sustineo, abstineo, и сам удивляюсь моей выносливости».
В словах Ницше не было преувеличения. Сестра и мать его, присутствовавшие при его страданиях, могут нам подтвердить его слова.
Болезнь свою Ницше переносит как испытание, как духовное упражнение, и сравнивает свою судьбу с судьбой других людей, которые были велики в своем несчастья; например, Леопарди; но он не был мужественен; страдая, он проклинал жизнь. Ницше же открыл суровую истину: больной не имеет права быть пессимистом. Христос, вися на кресте, пережил минуту слабости. «Отец мой, зачем ты меня оставил!* — воскликнул он. У Ницше нет Бога, нет отца, нет веры, нет друзей; он намеренно лишил себя всякой поддержки, но все-таки не согнулся под тяжестью жизни. Самая мимолетная жалоба все равно свидетельствовала бы о поражении. Он не сознается в своих страданиях; они не могут сломить его воли, напротив, они воспитывают ее и оплодотворяют его мысли.