Ницше ведет жизнь такую же простую, как и его жилище, — это всегда было его заветной мечтой. Он часто говорил своей матери: «Посмотри, как живет простой народ; я хотел бы жить так же, как он». — «Они едят картофель, жир вместо мяса, пьют водку и отвратительный кофе», — отвечала ему, смеясь, мать. — «Ох, уж эти немцы!» — вздыхал Ницше. В генуэзском домике, населенном местной беднотой, были совсем другие обычаи; соседи Ницше жили чрезвычайно скромно; он стал подражать им и очень умеренно питаться, но от этого мысли его только быстрее и живее двигались. Он купил себе спиртовку и, взяв у своей квартирной хозяйки несколько уроков, сам научился себе готовить ризотто и варить артишоки. Ницше был в своем доме чрезвычайно популярен. Мигрени изнуряли его по-прежнему, и когда он бывал болен, то соседи навещали его и осведомлялись о его здоровье. «Мне ничего не нужно, — отвечал он. — Sono contenta». По вечерам, чтобы не утомлять зрения, он в темноте лежал на постели. «Он очень беден», — говорили его соседи. «Немецкий профессор недостаточно богат для того, чтобы жечь свечи». Решено было отнести ему свеч, но Ницше, улыбаясь, объяснил, в чем дело, и отказался. Его называют «святой, маленький святой». Ницше знал об этом прозвище, и оно забавляло его.
«Будь независим, никогда не оскорбляй; пусть гордость твоя будет мягкой и сокровенной и не стесняет других людей, пусть не будет в тебе зависти к их почестям и благополучию; сумей также воздержаться от насмешки. Сон твой должен быть легок, манеры свободные и тихие; не употребляй вина, избегай знакомства со знаменитостями, и особами королевской крови, не сближайся с женщинами; не читай журналов; не гонись за почестями; не посещай общества, за исключением людей высокой умственной культуры; если таких людей вокруг тебя не окажется, то обратись к простому народу (без него так же нельзя обойтись, как без того, чтобы не засмотреться на мощную и здоровую природу); приготовляй себе насколько возможно легкие блюда, и приготовляй их себе сам. Лучше, если пища совсем не будет требовать приготовления…»
Здоровье было для Ницше чрезвычайно хрупким и непрочным благом; всю жизнь приходилось бояться за него, и тем ценнее было всякое его улучшение. Каждый хорошо проведенный день вызывал у него, как и у всякого выздоравливающего, прилив радостного изумления. Вскочив с постели, он моментально одевался, клал в свою дорожную сумку записную книжку, какую-нибудь книгу, хлеба и фруктов и отправлялся бродить по окрестностям. «При первых лучах солнца, — пишет он, — я ухожу на одинокий утес, омываемый волнами, и вытягиваюсь на нем под зонтиком во весь рост, как ящерица, лежу и вижу перед собой только море и чистое небо». Ницше оставался в таком состоянии до самых сумерек, когда так приятно отдыхали его часто лишаемые света больные глаза; естественно, что всякое улучшение зрения неописуемо радовало его.