Фридрих Ницше

Каждый день приносил с собой новый триумф Вагнеру, и Ницше с каждым днем все глубже впадал в отчаяние. «Золото Рейна», «Валькирия» — эти старые произведения Вагнера вызывали в Ницше воспоминания о его юношеском восторженном отношении к Вагнеру, на знакомство, с которым он не смел и надеяться в тот период своей жизни. «Зигфрид» напомнил ему Трибшен; Вагнер кончал партитуру «Зигфрида» в то время, как Ницше стал уже его интимным другом. Зигфрид нравился Ницше больше всех других вагнеровских героев. В этом бесстрашном молодом искателе приключений Ницше находил самого себя. «Мы рыцари духа, — пишет он в своих заметках, — мы понимаем пение птиц и идем за ними…» Конечно, слушая «Зигфрида», он был почти счастлив, это была единственная вагнеровская драма, которую он мог слушать без угрызений совести. Затем шла «Гибель богов»; в этой драме Зигфрид смешалcя с людской толпой и сделался жертвой обмана; однажды вечером, когда он наивно рассказывал им историю своей жизни, предатель вонзил копье ему в спину. Исполины уничтожены, карлики побеждены, и герои бессильны; наступает гибель богов, и золото возвращается в глубину Рейна, воды которого выходят из берегов, и люди в предсмертном ужасе смотрят на всеобщее разрушение.

Это был конец. Занавес медленно опустился, последний звук симфонии растаял в ночной тишине; зрители вскочили со своих мест, и гром аплодисментов и вызовов раздался по адресу Вагнера. Снова поднялся занавес, и на сцене появился Вагнер в черном сюртуке, полотняных панталонах, вытянувшись во весь свой маленький рост. Движением руки он восстановил тишину.

«Мы показывали вам то, что хотели, и то, что мы в состоянии сделать, если все воли будут направлены к одной цели; если со своей стороны вы поддержите нас, — то у вас будет настоящее искусство». После этих слов он ушел и потом снова несколько раз выходил на вызовы. Ницше смотрел при свете рампы на своего учителя, и один во всем зале не аплодировал.

«Вот, — думал он, — мой союзник… Гомер, оплодотворивший Платона».

Занавес опустился в последний раз, и Ницше, затерянный в толпе, как щепка, понесся по ее течению.

V Кризис и выздоровление

Ницше вернулся после байройтских торжеств в Базель. Больные и слабые глаза мешали ему работать, и он должен был взять себе в помощь двух друзей; одного из них, молодого студента по имени Кёзелиц, он прозвал Петер Гаст, — прозвище это так и осталось за ним, — другой был Пауль Ре, умный и бойкий еврей, с которым он познакомился 2 года тому назад. Благодаря их преданной помощи, Ницше мог перечесть свои заметки, написанные в Клингенбрунне; он надеялся найти в них материал для второго «Несвоевременного размышления». Пауль Ре печатал в это время свои «Психологические наблюдения», разработанные им по английским и французским источникам, Стюарту Миллю и Ларошфуко. Ницше прослушал эту книгу и отнесся к ней одобрительно, его восхитил осторожный ход мыслей автора; слушать Ре было для него как бы отдыхом после напыщенной байройтской атмосферы. Он решил примкнуть к школе Ре и его учителей. Но ни на одну минуту Ницше не мог забыть о той пустоте, которая образовалась в его душе после разрыва с Вагнером.

«В данный момент, — пишет он в сентябре 1876 года, — у меня много свободного времени для того, чтобы отдаться воспоминанию далекого и недавнего прошлого, так как мой окулист надолго засадил меня в темную комнату. Осень после такого лета для меня и, конечно, не для меня одного, представляет, более чем когда-либо, именно осень. Сделав решительный шаг, я впал в еще более мрачную меланхолию, и я не знаю, что мне делать для того, чтобы выйти из такого состояния, бежать ли в Италию или уйти с головой в работу, или сделать и то и другое».

Ницше получил просимый отпуск, а вместе с тем и то единственное счастье, которое он имел в жизни, — уверенность, что в продолжение нескольких месяцев он будет совершенно свободен от своих постылых университетских обязанностей.

В конце октября он покидает Швейцарию в сопровождении Альфреда Бреннера и Пауля Ре; они спустились до Генуи, а затем на пароходе поехали в Неаполь, где их ожидала m-lle Мейзенбух.