Friedrich

– Мы – нет. Мы учились в период технической революции и бурного развития всех этих новомодных гаджетов. Так получилось, что мы были в числе последних счастливчиков, которые учились без интернета: на первых курсах его не было, а потом и не было в нем никакой надобности. Широкое распространение все эти технологии получили к нашему выпуску, впрочем, может быть, так обстояло дело и потому, что лично я вырос в маленьком городке, где о таких вещах и слыхом не слыхивали. В любом случае, мы смотрели на все это засилье дорогих игрушек сквозь пальцы. А твой отец был, что называется, в теме. А вообще, я не слишком силен в психологии, но, думается мне, у него были причины ухаживать за первокурсницами. По университету, конечно, ходили слухи, что где-то там у него была несчастная любовь всей жизни, но кроме откровенных старожил, вечно пьяных его однокурсников, никто о ней не знал. Хотя, справедливости ради, нужно сказать, что твой отец своими успехами особенно и не хвалился.

– Особенно?

– Ну, я помню только один раз. И то, знаешь, он не хвалился, а скорее бредил. Ты только не подумай ничего лишнего – это нельзя просто так рассказать. Это все было не столько пьяным угаром, нет, это было стилем жизни, особой нравственной установкой что ли. Трудно объяснить так, чтобы не сложилось ложного впечатления. В общем, давай по порядку: твой отец не был плохим человеком, он делал ровно то же самое, что делало абсолютное большинство людей вокруг, с той лишь разницей, что он все понимал. В чем была истинная причина его поступков, я не знал: иногда мне казалось, что ему просто скучно, в другой раз – что ему просто никого не жалко, ну, а в третий – что его поступки ни за что не следует понимать буквально, и на самом деле в какой-то степени он даже жертва. Но это, знаешь, вполне естественная установка, – я вздохнул, – во всяком случае, мне всегда было проще оправдывать, чем обвинять.

Тут же мне показалось, что это было лишним откровением. Может быть, эта была моя самая главная слабость – я был слишком мягким человеком: порой мне было жаль даже тех, кто вне всяких сомнений заслуживал только презрения. Матвей снова смотрел на меня с недоверием, и это было понятно – я темнил. Не было утреннего стройного хода мыслей, в душе осталось только гнетущее ощущение тревоги.

– Смысл, в общем, в следующем, – продолжил я. – Твоей отец познакомил нас с твоей мамой не самым удачным образом. Ну, нам так показалось. А потом он пропал на какое-то время – точно уже не вспомню, но он вообще пропадал время от времени. И мы с Колесниковым работали почтальонами – твои родители через нас обменивались короткими сообщениями, что нам, естественно не нравилось. Я с самого начала ни на что не рассчитывал, а вот у Сереги ситуация была совсем проигрышная – никто из нас не мог бы составить конкуренции твоему отцу. Во всяком случае, никто не умел так производить впечатление на людей, как он. Это мы потом утешались мыслями, что все это только напускное, и что внутри твой отец, должно быть, скользкий тип, но все это было только приступом бессильной злобы. С другой стороны, он-то затеял весь этот спектакль, потому что Колесников рассказал ему, что влюблен в твою маму. Ну, Алексей натурально собирался помочь ему, по крайней мере, нам он говорил именно это. Со стороны все это выглядело совершенно иначе: хотя сомневаюсь, что мы вообще могли в то время отличить правду от того, что нам казалось. Слишком подозрительными были наши сердца. В конечном счете, в новый год все примерно прояснилось, а потом вдруг снова резко затуманилось.

– А что было на новый год?

– Новый год мы отмечали все вместе.

Тот Новый год я помнил в деталях, каждая мелочь намертво врезалась в память. Пожалуй, это был самый длинный день в моей жизни: хотя внешне все было также, как и во все остальные Новые года. Те же толчеи в магазинах, те же продукты в бесконечных списках покупок, та же суета на кухне и та же глупая надежда на лучшее. Я опустил глаза. Тот день не заладился с самого утра. Кривомазов кусал локти – его девушка в последний момент решила остаться в компании своих друзей – к вечеру он затих, забился в угол и молча просидел всю ночь за бокалом коньяка. Колесников переживал из-за предстоящей встречи с Катей. Леху мучили последствия вчерашнего утренника – он пришел в самое жаркое время и никак не мог найти себе занятие, пока, к восьми часам не ушел встречать Катю на остановке – у нее были тяжелые сумки.

Матвей слушал меня очень внимательно, а я старался не торопиться и тщательно подбирал слова:

– Только на новогодних праздниках мы по сути и познакомились с твоей мамой.

– Что-то пошло не так?

Я кивнул: