Friedrich

Я отлично помню, как тем пыльным августовским днем нашел свою первую квартиру – тесную двушку в тихом центре, в доме, который, строили еще до революции. Здесь на каждый этаж приходилось лишь по две квартиры и получалось, что обе стены большой комнаты были в то же время внешними. Летом это, конечно, не беспокоило, а вот зимой было холодно. Окна выходили на узкую улочку, над которой грозными утесами нависали дома, из-за чего на втором этаже, куда я заселился, вообще не бывало солнца. Зато по ночам сюда заглядывал желтый уличный фонарь, что создавало тревожную и мрачную атмосферу в доме. Днем было шумно из-за теснящихся кругом автомобилей, ночью из-за подвыпивших прохожих и выходивших на воздух освежиться завсегдатаев бесконечных кафе, баров и ресторанов, коими был щедро усеян центр. В общем, жилье в стиле Раскольникова, наверное, самое неудачное из всех возможных вариантов, особенно с наступлением холодов, когда к вечеру температура в комнате падала до тринадцати градусов, и комнаты приходилось протапливать газовой плитой, но мне здесь безумно нравилось. Точнее, нравится теперь, хотя я вряд ли согласился бы остановиться тут на ночь. Однако ж был в этой квартире еще один существенный плюс – ее было абсолютно не жалко. Когда на второй неделе у меня вдруг отломился кран над раковиной в ванной, я не сильно расстроился, просто положил его рядом и забыл до поры до времени. Разрушаемость интерьера была повышенной: в маленькой комнате осенней ночью отвалилась гардина под тяжестью занавесок, а я даже и не проснулся, хотя шума, наверное, было достаточно. Сломалась люстра, точнее рассыпалась от случайного попадания диванной подушки, в кладовке лопнула банка с хозяйскими соленьями, отвалилась внутренняя рама со стеклом в большой комнате, а уж про мышей и говорить нечего – они быстро выучили меня брезгливости.

Мне вдруг пришла в голову мысль, что тогда я мог довольствоваться малым. Но это, пожалуй, совсем не так. В действительности дело было в том, что я не понимал, какие преимущества в жизни дает порядок. Не понимал, зачем следует заправлять постель утром, если вечером ее снова нужно будет стелить, для чего нужно начищать обувь или гладить джинсы – я был абсолютно уверен, что внешность решительно ничего не значит, что самое главное в человеке всегда можно разглядеть, как бы он ни выглядел. Но это, конечно же, не правда: важна каждая деталь. И уж если откровенно, внешность не важна, пожалуй, только мертвому. А живому, пока он, естественно, жив, важно, как он будет выглядеть, даже когда умрет.

Я осмотрелся. Вокзальная площадь за пятнадцать лет почти не изменилась, поставили только экран для городской рекламы и проложили новый асфальт. По-прежнему здесь по утрам суетятся люди, горланят таксисты, собираются очереди на остановках общественного транспорта. Лица уставшие, будто за прошедшую неделю из людей вытянули все жилы, впрочем, в столице все это выражено еще ярче. Хотя свежая кровь регулярно появляется и в ее артериях, это особенно заметно в метро, где туземцы лишний раз головами не вертят, чтобы не тратить силы попусту. А может быть, я просто устал и спросонья проецирую собственную усталость на других людей. Хотя они спешат на работу, а я тут по личным обстоятельствам очень деликатного толка. И этот самый толк, деликатность, да и обычный такт говорили мне, что до полудня мне придется коротать время за глупыми студенческими воспоминаниями.

Но если б только до полудня. Как гром среди ясного неба в моей квартире накануне раздался звонок. Я поднял трубку, молодой человек на том конце вежливо осведомившись, что он разговаривает именно со мной, сообщил, что его мать, Екатерина Николаевна, при смерти и хочет со мной проститься. В тот же день я взял билет и прибыл первым же поездом. Когда пятнадцать лет назад я бежал в столицу, я мечтал, чтобы меня попросили остаться, чтобы кто-нибудь задержал меня на перроне и не дал мне уехать, но мне никогда не думалось, что мы вновь увидимся при таких обстоятельствах. Ее сын, который и позвонил мне, ровным счетом ничего не рассказал, я, со своей стороны, тоже был не в состоянии устраивать допросы. Минуты ожидания тянулись мучительно, и я решительно не мог найти себе места – за утро успел обойти почти все памятные места в центре, но куда бы я ни приходил, везде было неуютно и холодно. Все смешалось в голове – я не знал, следует ли мне снять номер в гостинице, или я сегодня же сяду на обратный поезд. Я и вещей-то никаких с собой не взял, оставалось только коротать холодные минуты, в ожидании удобного времени для звонка.