Фристайл. Сборник повестей

Когда Алексей Петрович заговорил, гости не сразу, но шуметь перестали, хотя музыку сделать потише не догадались. Старика выслушали вежливо, но ничего не поняли, и едва он замолчал, запрыгали и закружились снова, изрядно охмелевшие от вина.

Соколов сидел один на диване, тихо покачивал лысой головой. Славка вошёл в комнату, его тут же затащили в центр круга, и он запрыгал тоже, по- мальчишески смешно выкидывая длинные ноги. Но случайно увидел глаза деда, и веселиться почему-то расхотелось. Он перестал скакать, вышел из круга и присел рядом с Алексеем Петровичем.

— Ты что такой, дедушка? Чего это вдруг?

— Ты понимаешь… — Старик почти не смотрел на внука, ему надо было просто выговориться. — В первые месяцы войны на Дальнем Востоке очень тревожно было… Немцы — немцами, а тогда ещё войны с японцами ждали… Вот мне и было приказано… Нужно было срочно завод построить по производству водорода… Для заполнения дирижаблей… Дали мне всего-то взвод солдат, вот мы и строили… Совсем не спали… — Алексей Петрович вдруг улыбнулся своим воспоминаниям. — Завод наш должен был принимать командующий фронтом, а я его не дождался, так в цехе на скамейке и заснул. Когда Командующий приехал, меня побежали будить, а он не разрешил, так и принимал завод без начальника производства… Меня и к награде тогда приставили, только ведь сорок первый год… Где-то потерялись документы… Вот такие дела…

Может быть, впервые в жизни Славка так внимательно слушал деда.

— Дедушка, почему ты мне никогда ничего не рассказываешь?

Алексей Петрович не знал, что ответить. Он растеряно пожал плечами.

Когда гости разошлись, а Вера и Зоя Васильевна домывали посуду на кухне, Славка вышел на лестницу проводить отца.

— Завтра утром встанешь, и сразу приезжай. — Отец вытащил из кармана ключи. — Не потеряй только… Ты меня слышишь?

— Да. — Обречённо вздохнул Славка. — Завтра утром приеду. Если иначе нельзя.

— Нельзя! — Отрезал отец и, не вызывая лифта, быстро побежал вниз.

Стояла глухая осенняя ночь, когда Славка с Верой вышли на улицу. Он провожал девушку домой. На улице было пусто, мелкий дождик едва угадывался в свете фонарей.

— Вера… — Не сразу решился Славка. — Мне надо тебе сказать что-то очень-очень важное…

Вера с интересом взглянула на приятеля.

— Ну, так говори своё «очень важное»…

— Ты понимаешь… На восемнадцатое у меня повестка…

— Знаю.

— Если я приду в военкомат… — он продолжал медленно, подыскивая слова. — Ты бы хотела, чтобы я служил… где-нибудь очень далеко? Ты как к этому относишься?

Вера растерянно остановилась, вглядываясь в Славкино лицо.

— Не знаю… — Наконец, протянула она. — Конечно, было бы лучше, если бы ты служил где-нибудь рядом…

— Я не об этом…

— Тогда о чём? Чего ты жмёшься? Говори прямо!

— Если я приду в военкомат восемнадцатого… В этот день всех направят… выполнять интернациональный долг…

Вера всё ещё пыталась заглянуть в Славкино лицо.

— Слава, я очень хочу, чтобы ты был жив и здоров. Если бы от меня это зависело… Но если надо…

– Господи… — Простонал Славка. — Опять это «надо»! Кому «надо»? Что «надо»?

— Как же иначе, Слава?

— Можно иначе! — вдруг разозлился он. — Можно! И десятки людей делают иначе. Ты разве не знаешь, что у Бори Бекасова, который с первого класса соплями — то никогда не болел, вдруг оказалась злокачественная гипертония, и его вообще освободили от армии?

— Не кричи… — обиделась Вера. — Ты что, не хочешь служить?

— Хочу — не хочу… Кто об этом говорит? Я буду солдатом, буду, только на пару недель позднее, поняла?

— Нет. Объясни, пожалуйста. И, если можешь, поспокойнее…

— Хорошо. — Славка перестал кричать. — Я не пойду в военкомат восемнадцатого. Я заболел. Грипп у меня, понимаешь? — Он громко и демонстративно высморкался. — У меня температура… Во, какая у меня температура! Я пойду в военкомат по следующей повестке, которую мне принесут. А мне её обязательно принесут… Я пойду в военкомат и останусь служить в Союзе. Теперь ты поняла?

— Теперь поняла… — нараспев протянула Вера. — Интересно, ты это сам придумал или дедушка подсказал?

— Ничего дед не знает. И бабуля тоже. Мать плачет и предлагает мне самому принимать решение.

— Тогда, значит, отец… И ты решил?

— Да… — Славка устал сопротивляться. — Ну, чего ты уставилась?!

— Здорово! Я просто подумала… Ведь у Никиты, и у Кольки… Да и у Сережки тоже повестки на тот же день и тот же час… Что ты им скажешь? Будешь врать про грипп?

Славка молчал. Сказать было нечего.

— Хорошо, — кивнула Вера. — Твоя мама права: ты, и в самом деле, должен сам всё решить… Только знай… Если ты… заболеешь, я не смогу после этого относиться к тебе так, как сейчас…

Славка промолчал. Они стояли перед домом Веры, она посмотрела вверх на свои окна, они светились, единственные во всём доме. — Дед вернулся. Я пойду, он ведь не ляжет, пока меня нет…

Вера ушла. И вдруг до Славки дошло. Он вбежал в парадную и громко крикнул в чёрный колодец лестничного пролёта.

— А как ты ко мне относишься? Как?

Он слышал, как там, наверху захлопнулась за Верой дверь квартиры, и на лестнице снова стало тихо, только в ответ ему где-то громко залаяла собака.