Фронда. Блеск и ничтожество советской интеллигенции

Эта отравленная атмосфера сохранилась и после войны. Показательна в этом отношении история с популярным певцом Вадимом Козиным. Всю войну Козин выступал, гастролировал, но после войны его арестовали. Музыкант его ансамбля некий Л. Штейнберг написал донос на Вадима Алексеевича. Его обвинили в том, что он клеветал на советскую действительность, руководителей ВКП(б), отрицал возможность построения социализма в СССР, осуждал политику ВКП(б) в области сельского хозяйства. В результате, Козин получил 8 лет лишения свободы и навсегда стал жителем Магадана.

Природу доноса и доносительства, наряду с арестами и психологией власти, подробно анализирует в своем романе Булгаков:

– Дело было так, – охотно начал рассказывать арестант, – позавчера вечером я познакомился возле храма с одним молодым человеком, который назвал себя Иудой из города Кириафа. Он пригласил меня к себе в дом в Нижнем Городе и угостил…

– Добрый человек? – спросил Пилат, и дьявольский огонь сверкнул в его глазах.

– Очень добрый и любознательный человек, – подтвердил арестант, – он высказал величайший интерес к моим мыслям, принял меня весьма радушно…

– Светильники зажег… – сквозь зубы в тон арестанту проговорил Пилат, и глаза его при этом мерцали.

– Да, – немного удивившись осведомленности прокуратора, продолжал Иешуа, – попросил меня высказать свой взгляд на государственную власть. Его этот вопрос чрезвычайно интересовал…

Современница Булгакова Н. Мандельштам: «Жизнь ставила нас в условия чуть ли не карбонариев. Встречаясь, мы говорили шепотом и косились на стены – не подслушивают ли соседи, не поставили ли магнитофон. Когда я приехала после войны в Москву, оказалось, что у всех телефоны закрыты подушками: пронесся слух, что в них установлены звукозаписывающие аппараты, и все обыватели дрожали от страха перед черным металлическим свидетелем, подслушивающим их потаенные мысли. Никто друг другу не доверял, в каждом знакомом мы подозревали стукача» (38). Даже мое поколение хорошо помнит бесконечные вычисления стукачей и страх прослушивания. Хотя никакого массового подслушивания и прослушивания в СССР не осуществлялось, не настолько богатое было государство. Во многих областных центрах даже служб соответствующих не имелось, обходились информацией от оперативных сотрудников.

После смерти Сталина специальным решением партийных и государственных органов, оформленных приказами по КГБ СССР, запрещалось использование такого рода средств в отношении партийных и советских руководителей всех уровней, выборных комсомольских и профсоюзных работников, начиная с районного звена, членов коллегий министерств и ведомств, сотрудников партийной и комсомольской печати, народных депутатов всех уровней. Никто не имел права нарушить эти приказы. Таким образом, номенклатура старалась обезопасить себя от повторения сталинского произвола. А заодно вышла из-под контроля советской контрразведки, в конце коммунистической эпохи активно налаживая связь с иностранными спецслужбами. Вопрос деятельности западных «агентов влияния» остается одним из самых больных вопросов современности, поскольку многие из них живы и продолжают играть активную роль в политике и экономике постсоветских стран.

IV

Мы говорили о накоплении взрывоопасного материала, который обрушился на советскую элиту массовыми репрессиями тридцатых годов. Это ярость обманутых крестьян, разложение самой элиты, непрекращающаяся вакханалия репрессий против остатков старых классов; здесь и порождающая страх эпидемия доносительства, и острая партийная борьба, и внешнеполитическое положение СССР… Пожалуй, можно было предугадать неизбежность взрыва и большевистского решения накопившихся проблем простым способом разрубания Гордиева узла. Другого быстрого варианта выпутаться из хитросплетений строительства социализма власть просто не имела и поступить иначе не умела.