Фронда. Блеск и ничтожество советской интеллигенции

От дела об убийстве С. Кирова следователи НКВД быстро протянули ниточки к Г. Зиновьеву, бывшему партийному руководителю Ленинграда, где и произошло убийство, а также его другу и многолетнему соратнику Л. Каменеву. Подбираясь к обреченным на заклание бывшим вождям, органы «взяли» одного из оппозиционеров – И. Рейнгольда. Тот упорно отрицал предъявленные ему обвинения. Время шло, не принося пользы следователям, в числе которых был и родственник Б. Ефимова и М. Кольцова, легендарный энкаведешный садист Л. Черток. «Наконец Ежов вмешался лично. Он выразил удивление, почему это НКВД пытается “ломиться в открытую дверь”. Ежов вызвал Рейнгольда из тюрьмы и от имени ЦК заявил ему, что свою невиновность и преданность партии Рейнгольд может доказать, только помогая НКВД в изобличении Зиновьева и Каменева. После этого разговора поведение Рейнгольда полностью изменилось. Из непримиримого противника следователя Чертока он превратился в его ревностного помощника. Он подписывал всё, что требовалось следствию, и даже помогал следователям редактировать собственные показания» (63). Здесь и далее я буду цитировать высокопоставленного чекиста А. Орлова (при рождении – Лейба Фельдбин), который в разгар репрессий успел укрыться на Западе и в 1950-х годах издал там сенсационную книгу «Тайные преступления Сталина». Орлов был резидентом НКВД в Испании и человеком весьма информированным[81].

Через некоторое время дело против Зиновьева и Каменева кое-как сшили, дело оставалось «за малым» – убедить самих старых ленинцев в необходимости их участия в публичном спектакле, который задумал Сталин. «С самого начала Ежов заявил Зиновьеву, что советская контрразведка перехватила какие-то документы германского генштаба, которые показывают, что Германия и Япония ближайшей весной готовят военное нападение на Советский Союз. В этой обстановке партия не может больше допускать ведения антисоветской пропаганды, которой занимается за границей Троцкий…» В конце концов, Ежов сказал Зиновьеву, в чём суть этого требования, исходящего от Политбюро: он, Зиновьев, должен подтвердить на открытом судебном процессе показания других бывших оппозиционеров, что по уговору с Троцким он готовил убийство Сталина и других членов Политбюро.

Г. Зиновьев с негодованием отверг такое требование. Тогда Ежов передал ему слова Сталина: “Если Зиновьев добровольно согласится предстать перед открытым судом и во всём сознается, ему будет сохранена жизнь. Если же он откажется, его будет, судить военный трибунал – за закрытыми дверьми. В этом случае он и все участники оппозиции будут ликвидированы”.

– Я вижу, – сказал Зиновьев, – настало время, когда Сталину понадобилась моя голова. Ладно, берите её!»

Иначе вел себя Л. Каменев: «Каменев был, как громом поражён. Он поднялся со стула и крикнул в лицо Ежову, что тот – карьерист, пролезший в партию, могильщик революции… Задыхаясь от волнения, обессиленный, он рухнул на стул… “Вот, – сказал он, отдышавшись, – вы наблюдаете сейчас термидор в чистом виде. Французская революция преподала нам хороший урок, но мы не сумели воспользоваться им. Мы не знали, как уберечь нашу революцию от термидора. Именно в этом – наша главная ошибка, за которую история нас осудит”» (64).

И снова слово «термидор». Именно так, на французский манер вожди оппозиции, начиная с Троцкого, называли процесс создания советской империи. Последовавший за термидором абсолютизм Наполеона живо напоминал им диктатуру Сталина[82]. Но вернемся к событиям, предшествовавшим открытым процессам по делу так называемого «троцкистско-зиновьевского блока». Важность дела считалась таковой, что с главными участниками грядущего процесса посчитал нужным встретиться сам Сталин: «Сталин поднялся со стула и, заложив руки за спину, начал прохаживаться по кабинету.

– Было время, – заговорил он, – когда Каменев и Зиновьев отличались ясностью мышления и способностью подходить к вопросам диалектически. Сейчас они рассуждают, как обыватели. Да, товарищи, как самые отсталые обыватели. Они себе внушили, что мы организуем судебный процесс специально для того, чтобы их расстрелять. Это просто неумно! Как будто мы не можем расстрелять их без всякого суда, если сочтём нужным. Они забывают три вещи:

первое – судебный процесс направлен не против них, а против Троцкого, заклятого врага нашей партии; второе – если мы их не расстреляли, когда они активно боролись против ЦК, то почему мы должны расстрелять их после того, как они помогут ЦК в его борьбе против Троцкого? третье – товарищи также забывают (Сталин назвал Зиновьева и Каменева товарищами!), что мы, большевики, являемся учениками и последователями Ленина и что мы не хотим проливать кровь старых партийцев, какие бы тяжкие грехи по отношению к партии за ними ни числились.