Фронда. Блеск и ничтожество советской интеллигенции

Принесение скальпов партийных вождей, которых к тому времени простой народ, мягко выражаясь, не любил, снимало на некоторое время остроту проблемы. Для модернизации страны партийцы нужды не представляли, наоборот – занимали места, на которые претендовали молодые, амбициозные лидеры сталинского призыва. Политические и интеллектуальные круги, примыкавшие к старым партийцам, отличались демагогическим критиканством, с одной стороны, и радикализмом своих левых взглядов, с другой. Все это не отвечало запланированной новой модели солидного, стабильного государства. Государства упорядоченного, имперского. Радикально настроенный Л. Троцкий в очерке «Иосиф Сталин. Опыт характеристики» (журнал «Лайф», сентябрь 1939 года) писал: «Бюрократия насквозь проникнута духом посредственности. Сталин есть самая выдающаяся посредственность бюрократии. Сила его в том, что инстинкт самосохранения правящей касты он выражает тверже, решительнее и беспощаднее всех других. Но в этом его слабость. Он проницателен на небольших расстояниях. Исторически он близорук. Выдающийся тактик, но не стратег…»

Можно согласиться в том, что репрессии помогли сплотить в короткий срок народ и государственную бюрократию вокруг вождя, но в стратегической перспективе нанесли смертельный удар по репутации советского социализма. Однако Сталин, несмотря на все славословия при его жизни, не прорицательница Ванга, чтобы предвидеть сквозь десятилетия последствия своей репрессивной политики. Реальная политика человека, сидящего на штыках, мыслит вызовами сегодняшнего, максимум, завтрашнего дня. А завтра ожидалась война и это было главной заботой советского вождя. Даже спустя много лет, ближайший соратник «кремлевского горца» Вячеслав Молотов настаивал: «Сталин, по-моему, вел очень правильную линию: пускай лишняя голова слетит, но не будет колебаний во время войны и после войны» (61). Такова железная логика дредноута.

И еще одна маленькая деталь, упущенная жившим в эмиграции Троцким, который и до изгнания с жизнью простого народа фактически знаком не был. СССР никак не являлся бюрократическим государством, как он утверждает. Четкое, безукоризненное выполнение законов и есть бюрократия в ее европейском варианте. Эмоциональный, личностный фактор, свойственный русской нации, сам по себе первооснова выборочного, дифференцированного подхода к человеку, а значит, и неискоренимой коррупции. Сталин хотел изменить ментальность народа, дисциплинировать и модернизировать его, но время развеяло его потуги. С. Кара-Мурза: «Бюрократия по своей сути – именно бездушная машина, которая не смотрит на лица и действует согласно закону, инструкции. У нас же каждый начальник и тем более начальница – сгусток чувств» (62). Потому и для советских писателей так интересны типажи мелких советских чиновников – вроде застенчивого воришки Альхена, темпераментных бабников Полыхаева и Семплиярова, заботящего об отоплении дома Никанора Босого – живых людей из плоти и крови, а не бездушных исполнителей.

Во-вторых, коррупция, как ни парадоксально, это реальная возможность жить, смягчая законы жестокого государства, приспосабливая его к обычным людям и их реальным ситуациями. Это единственный возможный ответ людей бесчеловечной, надличностной структуре – приспосабливаться, смягчать личными связями суровость или нелепость закона, дефицит хлеба и зрелищ, недостаток предоставляемых услуг и т. д. Коррупция – не только враг уравнительной социальной справедливости, но и её суррогат в обществе, которое испытывает нехватку чего-либо. Здесь истоки грядущего заката Империи.

И, в-третьих. Поскольку человек в советском обществе постоянно испытывал нехватку чего-то, необходимого для жизни, он научился маневрировать и держался в определенных извне рамках. Рядовой гражданин в капиталистическое системе, предлагающей все разнообразие мира, испытывает только один дефицит – нехватку самих денег. И еще неизвестно, на что он пойдет, чтобы этот мучительный дефицит преодолеть. Сегодняшняя гонка за обогащением любой ценой и, как следствие, утрата нравственных ориентиров тому свидетельство.

VI