Фронда. Блеск и ничтожество советской интеллигенции

С высоты опыта истории нам просто рассуждать, что правильно или неправильно. Но трудно принимать решения в конкретной ситуации, ожидая конкретных результатов. Этим и отличаются люди государства от людей истинного творчества. И это нас привлекает в людях творчества – надземленность, в которой угадываются наши лучшие мечты и душевные качества. Казалось бы – разгул сталинщины, репрессии, погром церкви. Тем не менее, в романе Булгакова всемогущие темные силы не могут победить островки света. Протодиакон А. Кураев: «“Всесильный” и “всемогущий” мессир не имеет ни малейшей власти над добрыми и верующими людьми – над нянечкой Ксенией Никитичной, над профессором Стравинским и всеми его сотрудниками. Когда буфетчик Соков перекрестился, берет на его голове тут же превратился в кота и, расцарапав Андрею Фокичу голову, убежал. Когда кухарка, застонав, хотела поднять руку для крестного знаменья, Азазелло грозно закричал: “Отрежу руку!”. Бесы боятся Креста» (29). Так вот просто – боятся и всё. Нам нравится мысль, что добро всегда побеждает зло.

Но ведь физическая жизнь Булгакова была реальна, она – не плод литературной фантазии. Реальны аресты, доносы, грандиозные стройки и физкультурные парады. Однако нам приятней воспринять сказку за настоящую жизнь, это дает нам надежду. Мы вглядываемся в прошлое и в глазах двоится: что сильнее – «правда историческая» или «правда художественная»? Раздвоенность рождает ощущение ирреальности происходившего в 1930-е годы – темп и противоречия, ошеломляющие даже по нынешним меркам.

Не только Булгаков, но и вполне лояльные режиму Ильф и Петров видели в калейдоскопе современной им жизни иррациональное, сюрреалистическое: «Последний раз мелькнуло помело курьерши. “Бамм!” – ударили часы в четвертый раз… Служебный день завершился. С берега, из рыбачьего поселка, донеслось пенье петуха».

Адская кухня, на которой варится невиданная жизнь, в любом случае отличается страшным шумом. И позже противопоставление шумному бесовству тихой радости уединения носит принципиальный характер. Термин «дауншифтинг» еще не изобретен. «Массы» и «индивидуальность» находятся в противоречии, громким свершениям рабочего класса противостоит духовная задумчивость Венечки:

– А знаете что, ангелы? – спросил я, тоже тихо-тихо.

– Что? – ответили ангелы.

– Тяжело мне…

Маленькому человеку нужна тишина, спокойствие – то самое обывательское счастье, которым попрекали сограждан «певцы перемен» в 1920-е и 1930-е годы. От тишины он не ставится худшим человеком или меньшим патриотом. Но не надо лишать его возможности беседовать с душой. «3.5.1944. Страшная мысль пронзила недавно мое сознание, – пишет в дневниках А. Довженко. – У нас лишь сильным дано право на бессмертие – вождям, великим художникам, полководцам или героям, небольшому меньшинству сильных. Огромное же количество малых людей, тех, которые добывали в поте лица своего хлеб, надеялись в религиозном опиуме на вечную жизнь на том свете за все добродетели свои, – вот это великое количество обыкновенного люда лишено сейчас перспективы и всякой надежды… У малого человека отобрано что-то великое и важное. Грустно и страшно, и безрадостно ему стало…» (29).

Такое печальное положение дел надо было срочно исправлять. Война лишний раз показала партийным вождям и идеологам место и значение религии в жизни народа, в формировании его патриотического самосознания. Кроме того, определенное значение имело и международное давление на Сталина, с которым ему приходилось считаться[183]. Диалог между церковью и государством нарастал стремительно. Кульминацией признания роли и авторитета РПЦ стало проведение 31 января – 2 февраля 1945 года в Москве Поместного Собора для решения неотложных задач церковной жизни: принятия Положения о Русской Православной Церкви, избрания Патриарха всея Руси (предыдущий патриарх Сергий скончался в 1944 году).

Без преувеличения можно сказать, что это было одно из самых масштабных и значимых мероприятий церковной истории за все годы существования Советской власти. В его работе участвовали 45 архипастырей, 85 священнослужителей, 2 церковнослужителя и 38 мирян, а также делегации семи автокефальных церквей (не считая русской), которые впервые одновременно собрались в Москве, причем три церкви (Александрийская, Антиохийская, Грузинская) были представлены непосредственно своими главами. Не удивительно, что такой состав присутствующих дал возможность проводить параллели со Вселенским Собором, не созывавшимся несколько столетий. О ходе работы Поместного Собора сообщалось в главном пропагандистском рупоре коммунистической партии – газете «Правда».