Фронда. Блеск и ничтожество советской интеллигенции

Алкоголь рождал особую философию, новое мировосприятие, в совершенстве выписанные в поэме «Москва – Петушки», и алкогольному осмыслению действительности отдали дань практически все заметные фигуры отечественной литературы. «Надо помнить, что смерть не наказание, не казнь. У меня, вероятно, под влиянием владевшего мною некогда алкоголизма, развилось как раз такое отношение к смерти: она – наказание», – это Ю. Олеша, один из самых загульных советских писателей, рассуждает на старости лет о том, что за его похмельными и пьяными выходками стояла некая философия (49). Примечательно в этом отношении стихотворение, если не ошибаюсь, начала 1960-х годов, рано ушедшего из жизни советского поэта А. Передреева, «Люди пьют»:

Люди пьют
Самогон и водку,
Спирт, перцовку, портвейн, коньяк…
Шевеля кадыками, как воду,
Пьют – напиться не могут никак.

Не беду,

Не тоску прогоняют:
Просто так —
Соберутся и пьют.
И не пляшут совсем,
Не гуляют.
Даже песен уже не поют.

Тихо пьют,

Как молятся, – истово,
Даже жутко —
Посуду не бьют…
Пьют артисты и журналисты,
И последние смертные пьют.

Просто так,

Просто так напиваются,
Ни причин,
Ни кручин – никаких.
Просто так,
Просто так собираются
В «Гастрономах» с утра —
«На троих».

Люди пьют

—Все устои рушатся.
Хлещут на смерть,
Не на живот!
Разлагаются все содружества,
Все сотрудничества
И супружества —
Собутыльничество живет.

Суррогат общения, то самое доверительное собутыльничество помогало противостоять системе, которая за уши хотела вытянуть сопротивляющихся из грязи, сделать их «лучше» и – непременно заставить работать на себя. Сопротивлялись до злобы, до абсурда, до употребления неупотребляемого. В. Ерофеев опоэтизировал даже такую мерзость, как питие одеколонов, увы, распространенную нашу болезнь.

Или еще для понимания текстов Ерофеева, базировавшихся на действительных опытах советских граждан по употреблению внутрь всяких неприспособленных для того напитков. «Не буду вам напоминать, как очищается политура, – указывает Венедикт Васильевич, – Это всякий младенец знает». А ты, современный читатель, знаешь? Способы очистки политуры сохраняются в устной традиции. Наиболее распространенный: на 10 частей политуры добавляется 1 часть соли. Взбалтывается в течение 1 мин. Пена и осадок удаляются. Теперь пейте, если есть время и вдохновение. Положение обязывает:

– Ноблесс оближ, – заметил кот и налил Маргарите какой-то прозрачной жидкости в лафитный стакан.

– Это водка? – слабо спросила Маргарита. Кот подпрыгнул на стуле от обиды.

– Помилуйте, королева, – прохрипел он, – разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!

Ах, эти королевы… Широко известно увлечение министра культуры СССР Е. Фурцевой придающими веселье напитками. Л. Смирнова: «Екатерина Алексеевна (Фурцева – К.К.) любила выпить. И с каждым днем это становилось заметней и заметней. Она себя вела достойно, но все-таки неудобно, когда человек такого ранга идет, покачиваясь. Я помню, встретила Фурцеву в Нью-Йорке, в веселой компании на 56 этаже какого-то клуба. Она хохотала, была пьяной, но очень нравилась американцам. Они так хорошо о ней говорили: раскованная, веселая, умная. Это было искренне» (50). Сценка на юбилее К. Симонова: «Кто-то из фронтовых друзей Симонова надумал оформить юбилейный подарок в виде походной военной сумки, где находились всем известные “наркомовские сто грамм” (в пятикратном количестве), с этикеткой времен Отечественной войны, жестяная кружка и скромная закуска в виде ломтя черного хлеба. После своего приветствия я (рассказывает Б. Ефимов – К.К.) уселся где-то сзади в президиуме, рядом с Иваном Козловским и Робертом Рождественским… Обладатель упомянутой сумки куда-то отлучился, а Козловский и Рождественский как-то вмиг “учуяли” ее содержимое. И, недолго думая, извлекли бутылку, кружку и черный хлеб.

– Ив-ван С-семенович, – сказал Рождественский, откупорив бутылку, – н-не в-выпить ли нам з-за з-здоровье ю-юбиляра?

Козловский задумался.

– Вообще-то перед выступлением не рекомендуется. Но за здоровье Кости – готов.