Фронда. Блеск и ничтожество советской интеллигенции

Мы послушно сгрудились на тротуаре, задрав головы. И вдруг дверь из спальни распахнулась, и на балконе появилась Валя, совершенно нагая, – только туфельки и черная шляпка с вуалью» (27). Действие происходит, заметим, не в безлюдной провинции, а в уже столичном Киеве, на балконе одного из правительственных домов.

Ну, и попутная борьба за западный стиль жизни, так блистательно спародированный в образе Эллочки Людоедки. «По поводу возможного прототипа Эллочки Людоедки В. Ардов сообщает (письмо к А.З. Вулису): «Эллочка Людоедка написана с младшей сестры первой жены В.П. Катаева… В действительности ее звали Тамара. Эта была, как бы теперь сказали, особа “стиляжьего” плана» (28). Иначе говоря, персонаж вполне реальный. А стиль одежды часто подразумевает и внутреннее желание соответствовать высоким «мировым стандартам», где легкость половых отношений якобы признак «европейскости» и «цивилизованности». Так почему-то казалась нам из нашей берлоги.

Сексуальной революции 1920-х годов сопутствовала мировая мода первых послевоенных и послереволюционных лет, когда повсеместно в моду вошел спортивный стиль. Красота загорелого тела стремительно обнажила человеческие фигуры. Хотя и не всегда к тому приспособленные. М. Пришвин с комическим ужасом описывает распространение мини-юбок в середине 1920-х годов: «С тех пор, как мода пошла на совершенно короткие юбки, появилась на улице постоянно преследующая меня девушка в красном платье с голыми ногами, толстыми, кривыми ногами, что не знаешь, куда глаза отвести от этого ослепляющего безобразия. Раньше я и не подозревал, что под юбками может скрываться такое множество безобразнейших ног» (29). И это задолго до повального увлечения мини-юбками в 1960-х, когда бдительная «Литературная газета» с праведным отвращением клеймила носительниц мини-юбок:

И чтобы мода
       Не позорила нас,
                   Надо эту импортную моду
                               Ликвидировать, как класс

(30).

А мода, как видим, еще оттуда – из революционных 1920-х годов. Никакого импорта. И как же могли литературные бабушки и дедушки ругать своих внучек за то, что они одели юбки эпохи их молодости?! Наверное, могли, ибо знали финал Первой Сексуальной революции; знали в кого вырождались знойные девчонки с первых советских стометровок. Знали на собственном опыте, как миллионы женщин, увлеченных идеей кажущейся сексуальной свободы, жестоко настрадались от болезней, абортов и свинского отношения мужчин.

IV

Сексуальная революция в городах при традиционном морализаторстве патриархальной деревни – вот особенность интимной жизни 1920-х годов. Раскованность «передового» человека означала открытость новым веяниям, новой культуре, просвещенности, которая исходила из пролетарского революционного города. Разумеется, и в деревне наличествовали некие элементы свободной половой жизни, благо люди с детства росли на природе и в тесном общении друг с другом, но они не носили характер обязательной доктрины, моды и публично не обсуждались.

В 1929 году в Советской Украине был проведен социологический опрос, который впервые исследовал половую жизнь наших крестьян. Это был год так называемого «Великого перелома» – последний год существования традиционного украинского села. Именно в то время коммунистическая партия взяла курс на коллективизацию. Опрос показал: 27,1 % женщин, которые вышли замуж в возрасте 15–19 лет, начали половую жизнь до брака! Среди тех, кто вышел замуж в 25–33 года, сексуальную жизнь до брака начали 42,6 % женщин (31). Вдумайтесь, почти половина! Оставалось преодолеть некоторые архаичные сдерживающие факторы, вроде религиозных.