Фронда. Блеск и ничтожество советской интеллигенции

На первый план выдвигается тип «красного» интеллигента, по-большевистски нетерпимого, стремящегося к зримому воплощению идеала. Таково было требование народа, ждавшего скорых и ощутимых свершений, земного рая. Когда же чуда не происходит, сей настырный типаж преобразователя из заоблачных далей возвращается обратно в серую советскую действительность, но уже в качестве вызова господствующим в ней общественным отношениям. Если рая нет, то не потому, что он не существует, а потому что в расчеты вкралась ошибка. Если её исправить – всё пойдет на лад. Отсюда верное замечание философа Г. Померанца: «Наши либералы – вчерашние марксисты. Они убеждены, что базис (рынок) – это решение всех проблем» (39). При этом средневековая вера в чудодейственный рецепт, который стоит только применить и все пойдет на лад, вполне сочетается с уверенностью в собственном интеллектуальном всемогуществе: «Мы же образованные люди!»

III

Свержение установленного Сталиным строя силами внутренних противников режима оказалось невозможным – огромный размах репрессий, могучий аппарат подавления инакомыслия, который и сам подвергался периодическим чисткам, запуганное армейское командование, мощная пропагандистская машина. Но у несогласных еще оставалась надежда на внешнее вмешательство. Именно потому в нашествии немцев некоторые увидели шанс уничтожения ненавистного им режима – тем более, что в 1941 году, после победного вторжения гитлеровской армии, зашаталась вся сталинская система. Еще немного и, казалось, эра большевизма завершится.

В дневнике журналиста Вержбицкого хорошо показано описание настроений, царивших в столице Советского Союза осенью 1941 года: «…в очередях драки, душат старух, давят в магазинах, бандитствует молодежь, а милиционеры по два-четыре слоняются по тротуарам и покуривают: “Нет инструкций”… Опозорено шоссе Энтузиастов, по которому в этот день неслись на восток автомобили вчерашних “энтузиастов” (на словах), груженые никелированными кроватями, кожаными чемоданами, коврами, шкатулками, пузатыми бумажниками и жирным мясом хозяев всего этого барахла…» (40) Люди видели своими глазами, как сталинская номенклатура неудержимо бежала на Восток. Одновременно в оккупации остались миллионы сограждан, которых немецкая пропаганда заставила воочию увидеть и массовые захоронения людей, убитых НКВД, и убедиться в двуличии коммунистической пропаганды. Также позаботились оккупанты о раздувании национализма и антисемитизма[212]. Невероятным казалось, чтобы скомпрометированная сталинская камарилья вновь воцарилась без серьезных для себя последствий.

Другое дело, что преступления нацистов оказались куда гнуснее и чудовищней преступлений коммунистов, что, в конечном итоге, и помогло их одолеть. Но Советской власти едва ли не до конца своих дней приходилось учитывать в своих анкетах, что люди, жившие при оккупации, подвергались интенсивной идеологической обработке, и подозревать таких граждан в нелояльности.

К важным факторам, подпитывавшим пассивное сопротивление режиму образованных слоев общества, необходимо отнести и национальную составляющую. Например, в сентябре 1939 года в Западной Украине и Белоруссии советских солдат встречали как освободителей – с цветами и хлебом-солью. Однако вскоре началась «ускоренная советизация»: «И вот в серовском управлении я видел избитых в кровь юношей в изорванной студенческой форме. Они лежали на голом полу в полуобморочном состоянии. Видимо, в подземельях уже не хватало места. Жертв серовского террора выволакивали из кабинетов следователей в коридор» (В. Бережков) (41). Могли ли эти люди даже в будущем стать искренними союзниками Советской власти? Как результат, в июне 1941 года в Западной Украине и Западной Белоруссии с цветами встречали уже немцев.

С неумелыми, жестокими действиями Советов в конце 1939-го и в 1940 г. напрямую была связана и длительная послевоенная борьба с бандеровцами на Украине. Сегодняшняя попытка сделать из С. Бандеры национального героя ведет свои истоки с той поры, когда его имя стало символом реального, ощутимого сопротивления сталинскому режиму. Что никак не отменяет характеристику, данную С. Бандере предыдущим лидером украинских националистов Андреем Мельником: «Бандера – садист, от которого напрасно требовать придерживаться дисциплины и реального взгляда на перспективы нашей борьбы» (42). Однако сегодня людей интересуют не личные качества С. Бандеры, а персонифицированный символ борьбы с режимом, борьбы пусть и безнадежной, но отчаянной и изощренной[213].