В 1936 году вождь даже обмолвился о демократических выборах. 1 марта И. Сталин в интервью одному из американских газетных магнатов Рою Говарду заявил: «Избирательные списки на выборах будет выставлять не только коммунистическая партия, но и всевозможные общественные беспартийные организации…
я предвижу весьма оживленную избирательную борьбу… Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти» (77).
Вскоре был опубликован сенсационный проект советской конституции. В проекте вводилось понятия «всеобщее», «равное», «тайное», «прямое» голосование. Кандидаты при выборах выставлялись не по производственному принципу – от фабрик, заводов, шахт и т. п. – как ранее, а от избирательных территориальных округов. Право же выставление кандидатов закреплялось «за общественными организациями и обществами трудящихся: коммунистическими партийными организациями, профессиональными союзами, кооперативами, организациями молодежи, культурными обществами» (78). Так формулировалось то, о чем Сталин тремя месяцами ранее говорил Рою Говарду. Для своего времени Конституция СССР 1936 года стала действительно самой демократической конституцией в мире. Насколько ее положения были реализованы в политической практике – другой вопрос.
Всё это (то есть целый комплекс реализуемых правительством мер) дало возможность недругам Сталина, как в партии и государственном аппарате, так и за границей говорить о некой реставрации дореволюционных порядков. Л. Троцкий происходящее прямо называл «термидором». С нашей, современной точки зрения – что тут плохого? Конституция, послабления, выборы… Да и сам «термидор» был, разумеется, весьма относительным. Просто правительство понимало – России после катаклизмов конца 1910-х – начала 1920-х и конца 1920-х – начала 1930-х годов физически необходима передышка. «Первая оттепель» стала результатом именно «естественного» движения истории, которое можно упрощенно истолковать по аналогии с движением маятника: революция – НЭП; коллективизация – «реставрационные» процессы второй половины 1930-х годов.
Но последовательный оппонент И. Сталина правоверный революционер Л. Троцкий остается неумолим: «Советское правительство… восстанавливает казачество, единственное милиционное формирование царской армии… Восстановление казачьих лампасов и чубов есть, несомненно, одно из самых ярких выражений Термидора! Еще более оглушительный удар нанесен принципам Октябрьской революции декретом, восстанавливающим офицерский корпус во всем его буржуазном великолепии…». С негодованием писал Троцкий и о стремлении возродить в СССР значение института семьи: «Революция сделала героическую попытку разрушить так называемый “семейный очаг”, т. е. архаическое, затхлое и косное учреждение… Место семьи… должна была, по замыслу, занять законченная система общественного ухода и обслуживания”, – то есть “действительное освобождение от тысячелетних оков. Доколе эта задача не решена, 40 миллионов советских семей остаются гнездами средневековья… Именно поэтому последовательные изменения постановки вопроса о семье в СССР наилучше характеризуют действительную природу советского общества… Назад к семейному очагу!.. Торжественная реабилитация семьи, происходящая одновременно – какое провиденциальное совпадение! – с реабилитацией рубля (имеется в виду денежная реформа 1935–1936 гг. –
Традиции, экономика, семья – все вызывает сильнейшее раздражение у апостола радикального большевизма. Но не только казачество или институт семьи возрождала сталинская гвардия. Кардинально изменилось тогда само отношение к дореволюционной истории России. Еще совсем недавно, в 1930–1932 годах издавалась десятитомная «Малая советская энциклопедия», в статьях которой, несмотря на их предельную лаконичность, все же нашлось место для всяческого поношения величайших исторических деятелей России: