Фронда. Блеск и ничтожество советской интеллигенции

Сначала самой модной специальностью среди кремлевской молодежи была романтическая профессия летчика. «Добрых три десятилетия удерживается летная традиция в кремлевских семьях. Василий Сталин, Леонид Хрущев, Степан, Владимир, Алексей и Вано Микояны, Юрий, первый сын Леонида Хрущева, Сергей, сын Буденного, Юрий, сын Кагановича, – связали жизни с авиацией… Характеры их, несмотря на разницу в возрастах, весьма похожи: лихие, неоглядные, не ведающие преград во вседозволенности, и некоторые – пьяницы. В шестидесятых традиция гаснет. Не могу назвать, кроме Савицкой, ни одного космонавта из кремлевской семьи», – пишет Лариса Васильева, сама выросшая в этой среде (103).

Зато появляется новая традиция – веяние времени, радость полуоткрытого «железного занавеса»– кремлевские дети устремляются в область международных связей: Московский институт международных отношений, Институт внешней торговли. Сын и дочь Брежнева, сын Андропова и прочие «мажоры» становятся сотрудниками Министерства иностранных дел, Внешторга, ООН, ЮНЕСКО – лишь бы попасть за границу. Именно эта элитная молодежь стала катализатором многих изменений хрущевского и постхрущевского периода.

К слову сказать, сам Никита Сергеевич, в отличие от многих кремлевских небожителей, славился своим демократизмом («не-вельможностью») и имел поначалу значительную популярность среди простых людей. На отдыхе любил плавать с надувным кругом – далеко в море не заплывал, а барражировал вдоль берега.

Иногда приплывал на городской пляж Ялты и запросто беседовал с отдыхающими.

Однако его простоватость очень скоро стала предметом насмешек молодых и продвинутых шестидесятников. Плебейство лидера противопоставлялось уточенной публике, а в широком смысле – культуре интеллигенции. В. Аксенов описывает знаменитое посещение Хрущевым выставки в Манеже: «Плебей, поперек себя шире, с багровой круглой физиономией, с походкой откормленного гуся, был в безобразном настроении. Прошло меньше двух месяцев с того дня, когда плебей просрал противостояние президенту, заокеанскому денди, известному в его стране под именем Камелот. У ентого буржуя нервишки-то оказались покрепче, чем у большевичка. Да и разведка у него оказалась похитрее: убедительно показала, что у нас еще кишка тонка шельмовать мирового жандарма…» (104) Ну, и так далее, в пошлом частушечном стиле… Так ли так прост был «плебей» Н. Хрущев, как его описывает эталонный шестидесятник В. Аксенов, – еще вопрос. Хотя можно предположить, что нарочитая простоватость Хрущева помогла выжить ему среди схваток кремлевской элиты, где его всерьез никто не воспринимал, и выработать особый взгляд на мир, позволивший запустить в стране стремительный процесс десталинизации.

VII

Десталинизация. Как много в этом звуке… Писатель, диссидент А. Зиновьев вспоминал: «Один из пунктов моего мальчишеского антисталинизма заключался в следующем риторическом вопросе: кто дал Сталину право распоряжаться мною?! На него следователь на Лубянке дал мне такой риторический ответ: народ! Я рассмеялся: мол, я такой демагогией сыт по горло. “Ты, сопляк, – спокойно сказал следователь, – не знаешь еще, что такое народ и что такое власть. И запомни: выражение “враг народа” – не пустышка для пропаганды и не абстрактное обобщение, а точное и содержательное понятие, отражающее сущность эпохи. Тот, кто восстает против Сталина, восстает против народа. Он есть враг народа. Мы, органы, лишь выражаем волю народа. Врагов народа мы караем. Ты еще молод и глуп. Таких мы воспитываем. И защищаем от гнева народа”. Потом, скрываясь от органов и скитаясь по стране, я присматривался к власти и к народу. Мне достаточно было всего несколько месяцев, чтобы понять, как прав был тот мой первый следователь» (105).

В какой-то мере в народном сознании Сталин и стал тем воплощением доброго, справедливого царя, которого оно жаждало. Жизнь красных бояр, массы партработников, бюрократов, кружащейся вокруг них старой и новой интеллигенции народ видел и оценивал во всей ее неприглядности. Но высший идеал Справедливости, ради которой и творилась Революция, Гражданская война, существовал как бы объективно, персонифицируясь в образе Сталина-Царя, наследника Ленина-Христа.