Фронтовой дневник (1942–1945)

Ты стыдишься своих чувств ко мне, боишься, что твои письма попадут ко мне в дневник и их кто-нибудь прочтет? Я горжусь тем, что люблю тебя, и с гордостью говорю об этом. А тебе, оказывается, стыдно, что ты написала мне пару искренних писем. Разве ты лгала в них? Почему же ты боишься, что о твоих чувствах ко мне узнают другие?

Я знаю, чем объясняется твоя боязнь писать. Прости, ты не любишь меня и тебе неприятно оставлять свидетельства о бывших симпатиях ко мне. Любовь, говорят, сильнее смерти. Она не признает никаких преград. А у тебя представление о том, что твое письмо попадет в дневник, гораздо сильнее самого чувства любви. Мне это непонятно. Есть такой цветок: не-тронь-меня. Он увядает от прикосновения. Твоя любовь сродни этому цветку. Лида пишет: «Тамара не так уж плохо относится к тебе». Что это за чувство? Мне гораздо приятней было бы сознавать, что ты любишь меня всей силой своей женской души. А тут, вместо этого, этакое неплохое отношение к собакам. Обидно до слез! И потом, почему только твои чувства требуют уважения? Почему ты можешь так бесчеловечно пренебрегать моими чувствами, даже не удостаивая мои письма ответами? Или у тебя душа, а у меня балалайка?!

Позавчера я слышал по телефону, как капитан Князев, из отдела кадров, звонил Мирошникову, чтобы тот на меня и Сурена немедленно выслал боевые характеристики с указанием, где мы можем быть использованы в Красной Армии.

Судя по этому, нас собираются послать, вероятно, на курсы младших лейтенантов, что совсем мне не улыбается. Вот тебе и гражданка! Мне неплохо бы оставаться до конца войны рядовым солдатом.

Позавчера наши войска 4‑го Украинского фронта взяли Стрый, а вчера Дрогобыч, в предгорьях Карпат.

8 августа 1944 г.

В тетрадь вклеен листок бумаги с засушенным цветком. Это цветы, которые прислала Зина Рассоха в своем письме.

Вчера наши войска заняли города Борислав и Самбор, нефтяные районы в Западной Украине северо-западнее и юго-западнее Дрогобыча.

Сегодня я нарвал много красной и черной смородины и сварил кисель. Ужасно кислый. Съешь две ложки, язык деревенеет и дальше нельзя. Через несколько минут снова принимаемся. Так мы с Генькой уже полдня едим кисель.

11 августа 1944 г.

Зина Рассоха пишет: «В общем, я заключила, что только твердость девушки может сделать твердым парня».

Маруся Макарова пишет: «Вы знаете, что в педучилище я увлеклась литературой (в этом вы виновник). Мечтала попасть на факультет языка и литературы. И вот моя мечта начинает превращаться в действительность. Сейчас я заочно учусь на 1‑м курсе пединститута».

Нинка и Зоя Казанские пишут: «Может быть, вы нас давно забыли, да это так и должно быть. Ведь не можете вы помнить сотни людей, которым дали знания. Но вы навсегда оставили в жизни наилучшие воспоминания».

Валя Бардакова пишет: «22–7–44 г. был выпускной вечер у нас. Один тост выпили за ваше возвращение. Очень много вспоминали о вас. Много рассказывала нам Лидия Григорьевна о вашей работе в педучилище до нашего поступления. Как хотелось, чтобы вы были с нами».

Надя Макарова пишет: «Такой ценный человек, как вы, еще будет нужен нашей стране».

Последние дни все вижу во сне Тамару.

Как я щи варил