Фронтовой дневник (1942–1945)

Когда Адронька и моя жена насладились сколько хотели, они пошли на свадьбу в дом. Но она не нашла сына, испугалась и тихонько заявила об этом жене брата жены, который брал у меня лошадь. У него в доме и была свадьба. Гости скоро разошлись. Жёны моя и брата с фонарем обыскали все, но ребенка не нашли. А я отдал его снохе и сказал, чтобы она никому не показывала его и не говорила. Женщины, ища выход, пошептались и что-то решили. После этого моя жена, как я потом узнал, залезла на печку и стала кататься и кричать дурным голосом, будто очень заболела. А эта Настя (жена брата) разбудила пьяного мужа Ваньку и сказала, что заболела Марья (моя жена). Муж мало чего понимал по пьянке, но хотел ехать за доктором за 20 км. Настя отговорила его и сказала: „Беги на гумно, принеси соломы. Мы истопим баню, я позову бабку, она вправит живот Марье, и все пройдет“.

Иван как очумелый кинулся на гумно и приволок соломы в баню. Настя затопила. Туда же перетащили и мою Марью и сделанную из тряпья куклу, вроде это мой сын. Настя побежала за бабкой. Пьяный Иван свалился спать.

Через некоторое время загорелась баня. (Ее сожгли бабы по уговору.) Сбежался народ. Возле бани лежала моя Марья раздетая и диким голосом кричала: „Сын, сын мой в бане“.

Тут молодые ребята кинулись в огонь. Человек пять обожглись, потому что пылало здорово, но сына моего не нашли.

На другой день я пошел на свадьбу, а меня встречали на улице люди и, любопытно глядя, спрашивали меня:

– Дмитрий Семенович, а ты ничего не знаешь?

– А что? – спрашивал я.

Некоторые говорили мне, а некоторые боялись и как-то жалели.

Я пришел на свадьбу. Жена моя возилась у печки, боязно поглядывала на меня и не знала, что делать. Гости сели за стол. Адронька тоже был здесь. Я как крестный отец сел рядом с невестой. Потом перешли гулять ко мне в дом.

Некоторые шушукались, как это, дескать, я на свадьбе гуляю, когда у меня сгорел сын. Я выпил водки и предложил выпить за здоровье жениха и невесты.

Когда все были в сборе, я попросил слово и рассказал про заветы отца, про жеребенка, который был у меня в мешке в сарае, и про жену, и про сына.

Я сказал невестке, и она принесла и показала сына. Все так и ахнули. Жена моя, Настя и Адронька не знали, куда деваться. Но я сказал, что хороший отец не допустит, чтобы у него погиб сын, выпил за его здоровье, и мы стали продолжать свадьбу.

Потом я поухаживал за женой Адроньки, которая была здесь, а когда свадьба перешла в дом Адроньки, я напоил его здорово, а когда его жена побежала в погреб за пивом, я пошел за нею, и там я отплатил Адроньке не меньше чем в два раза.

Когда закончили играть свадьбу, я сказал жене, что после того, как она поступила со мной и с сыном, у меня больше нет доверия к ней, и я уйду. Я сказал, чтобы она собрала мне в дорогу белье. Она просила прощения, на коленях ползала. А когда увидала, что я уйду, она сказала, чтобы я и грудного сына взял. Держал я его, маленького, на руках, он, глупышка, агукал, а у меня, как град, слезы лились. Куда я возьму его, хоть и жаль мне его. Родни у меня никакой. Тогда я поцеловал его и отдал в руки снохе.

– Береги его, – сказал я, а сам со слезами вышел из дому и пошел по дороге куда глаза глядят. Спустя немного я вышел из деревни и пошел по свету, подальше от дома, где я жизнь жил и где женился. Больше туда я не вернулся».

24 декабря 1944 г.

Продукты у нас подходили к концу, и я сказал ребятам, что надо шевелить мозгами. Мы с Митей ободрали железо с вагона, и началось освоение производства жестяной посуды – кастрюль и ведер. Была испорчена одна кастрюля, как первый блин, другие стали получаться. Они и не вполне круглы, аляповаты, протекают. Но мы замазывали швы печеной картошкой, и это помогает. За кастрюли мы будем иметь сало, хлеб, картошку, лук, самогон. Сегодня я одну уже продал за картошку.

Однажды к нам зашел подвыпивший литовец, он сказал, что у него есть баня и что его женщины постирают нам белье.

Мы это учли и на другой же день разыскали деревню Яснелевики и этого литовца. Действительно, организовали у него баню, и его женщины постирали нам белье. Сегодня это белье он принес сам. Мы ему дали кастрюлю, песок сахарный и пообещали наломать из вагонов досок для оборудования бани. Мы с ним думаем завести дружбу, чтобы облегчить баню и стирку. Он обещает привезти нам дров.

Здесь празднуют воскресенье и все праздники. Обязательно всей семьей идут в костел. Рождество тоже празднуют. Завтра рождество, и литовец пригласил меня к 12 ч. в гости. Моих товарищей не пригласил. Думаю сходить.

Линия по-прежнему рвется. Вчера с Митей мы ходили км за 7 устранять повреждение. Был золотой зимний день. Морозец, солнце. Снегу нет. Золотятся в лучах сосны, золотится сыпучий песок. Идти было хорошо и легко, несмотря на то что на плечах был порядочный груз: оружие, когти, аппарат.

Сейчас передали приказ Толбухина320 об окружении немецко-венгерских войск в районе Будапешта.

Настенька обещала продиктовать мне по телефону одну песню, которую она пела и которая мне понравилась.