Фронтовой дневник (1942–1945)

Он заехал в Красноярск к брату, коменданту ж. д. станции, и оттуда не вернулся. Вероятно, Германа как железнодорожника (помощника машиниста) оставили в Красноярске.

Вечером мы на платформе поем песни. Запевает Семен Садовин 2‑м тенором, вытягивает 1‑м тенором комвзвода Попов. Принимаю участие и я. Поем обычно: «Выпрягайте, хлопцы, коней», «Шумел камыш, деревья гнулись», «Ай, да ты калинушка»378.

После этого уже каждый запевает что хочет. Зубилов и Кутлов поют блатные песни, а Садовин – марийские. Марийские песни хороши, и я часто даже прошу Семена, чтобы он спел.

Сегодня я видел оригинальный сон, содержание которого позабыл. Видел Марийку, по-прежнему красивую. Видел, как она со мною холодна и уходит от меня. Я не знал средств, чтобы удержать ее. Потом Марийка внезапно превратилась в Тамару Андреевну, и Тамара вела себя так же неприступно, как и Марийка.

В заключение всего появился разъяренный бык (бугай) и бодал меня, лежащего на земле.

Вот уже 2 тыс. км едем среди сопок и гор по извилистой дороге среди каменистых выемок, лесов, болот, рек.

Люди живут здесь очень бедно. Эшелон осаждают нищие, не только дети, но и взрослые. Водки нигде нет. Продают молоко 30 руб. литр. Больше ничего нет.

Населенных пунктов мало. Кроме ж. д. станций других жилых мест нет.

8 июня 1945 г.

Приканчиваем 9‑ю тысячу км от Москвы. Сегодня 30 суток, как мы в пути. Вчера вечером были в столице Еврейской автономной области Биробиджане. Место дикое и безрадостное среди гор и болот.

Шел дождь. На станции людей было мало. Мы спросили, где же евреи. Проходящие железнодорожники ответили: «А вы разве их не встречали? Они едут на запад».

Сегодня утром были в Хабаровске (8560 км от Москвы). Большой промышленный город с кирпичными постройками европейского типа.

Три дня нас поливает дождик. Особенно досталось прошлой ночью. Сейчас выглянуло из‑за туч солнце. Вообще здесь холодно. Кругом люди только начинают обрабатывать огороды. Говорят, что во Владивостоке значительно теплее, т. к. он стоит на одной параллели с Крымом. Мы должны выгрузиться в 100 км от Владивостока в Ворошилове.

Завтра, вероятно, будем на месте.

К удивлению всех позавчера вернулся Герман Кореньков. Говорит, что догонял эшелон 5 суток и был голоден, как церковная крыса.

9 июня 1945 г.

Станция Мучная. 9124 км от Москвы и примерно 150 км от Владивостока. Сегодня мы приехали сюда утром, выгрузились в грязь. Сейчас вечер. Уже нас окропил порядочный дождик.

При станции, у дороги и болота мы сделали кое-какой шалаш и нары, где думаем прожить несколько суток, пока нам не укажут место. Было построение, ждали начальника связи, но он не явился. Капитан сказал, что располагаться будем в сопках под открытым небом. Закончилось наше путешествие. Начинается новая эра в нашей жизни – Дальневосточная.

10 июня 1945 г.

Спалось хорошо. Только дул ветер со стороны. На рассвете подъем сделал сам капитан. Мы, не умываясь и ничего не евши, построились в течение 15 минут и в полном боевом пошли на новое место дислокации.

Шли по железной дороге в сторону Москвы. Я захватил с собой кусок хлеба. На дороге, во время привала, на оставшиеся деньги я купил у бабы, идущей на базар в Мучную, пол-литра молока за 15 руб. и стакан варенца за 10 руб. и неплохо покушал.

День был солнечный, но идти было плохо: шпалы не давали возможности ступать полным шагом, приходилось семенить; жали мои немецкие сапоги, будь они прокляты; когда мы свернули на дорогу, там было грязно и под ногами постоянно были лужи воды, т. к. 2 недели лил дождь; тяжело было таскать свои вещи.

Прошли мы 10 км и остановились в деревне Алтыновка, где и будем жить пока в колхозных амбарах для хлеба.

Сейчас я стою часовым среди двора у вещей продсклада, который подвозят из Мучной. В стороне Сурен на открытом воздухе готовит кушать для штаба на немецкой плите. Жарит рыбу сазана, которого ухитрился достать Ильинский. Здесь рыбы много, т. к. разлилась речка и рыба пошла по лугам и там осталась в оврагах и лужах, где ее мальчики бьют острогами.

11 июня 1945 г.

Мой организм не уживается на Дальнем Востоке.

Вчера после обеда я постирал платки и гимнастерку в теплой воде, налитой дождем на луг, и побродил в ней.

Вечером у меня поднялась температура, начался кашель, стало ломить суставы, разболелась голова. Сегодня весь день я лежу разбитый. Мои товарищи делают нары, кухню, уборную, пирамиды для оружия, роют во дворе канавы, чтобы осушить его от воды и грязи, и делают всякую другую работу.

Начинается такая же суетная, однообразная и надоедливая жизнь, как в 14‑м полку.

Подъем, умывание, зарядка, прием пищи, занятия, и так до отбоя.

13 июня 1945 г.

Продолжаем жить лагерной жизнью в лагерной обстановке: встаем, жрем, занимаемся, работаем и спим по распорядку. Введен мертвый час и выходной день.