Фрумсум Фруниско

Электричество изменило очертание линий на правой ладони и, возможно, судьбу. Высокое напряжение, угарный газ, масляная лужа перед колёсами автомобиля, грузовик, застывший на туманной дороге, внезапный трактор без опознавательных огней – могущественные силы посылали мне испытание за испытанием.

Я был азартным ребёнком. По вечерам у бабушки собиралась взрослая компания, беседовали, выпивали из рюмочек мускатное вино, играли в карточную игру Рамми, вывезенную из Китая. Меня брали, когда доставали таблицы лото, ставили по копеечке, трясли мешочек с бочонками. Я любил, когда выпадали цифры, имеющие названия: 11 – барабанные палочки, 77 – топорики, 99 – дед.

В пятом классе мы с бабушкой поспорили, что за год я накоплю пятьдесят рублей и куплю электрогитару. Пари проиграл, едва в расписном деревянном грибе накапливалось несколько рублей, я хватал молоток.

Я бродил меж обильно разросшимися деревьями, искал могилы родных. Смотрел на яркие закаты, подобных которым нигде нет, думал, что где-то в параллельных мирах живёт прошлое. Может, в Воронеже действительно «с 2063 по 2065 год жил Савельев, изобретатель машины времени», как написано на табличке, найденной мною в центре города, и расхлябанный гражданин был доставлен из будущего?

Я сел в автомобиль и долго не мог найти нужную дорогу. Навигаторы и телефоны путали направление, словно вышли из строя. Мысленно пообещал вернуться, и понял, в какую сторону надо ехать.

II. Роковой Шестнадцатый Ведро Борща Ксеномания Утренние Кружева Пахучий Город Креатив Постоялых Дворов Жестокие Нравы

Когда едешь по дороге к морю, полагаешь липецкие земли однообразными – поля да равнины. Радуют глаз лишь купола Задонска, видимые издалека. Мы заехали на пять минут посмотреть русский Иерусалим и предсказуемо задержались. Подвезли монахиню в монастырь, где напились воды из святого источника, повстречали в зарослях зайца и сбились с пути. Есть в Задонске и загадочный музей, с мрачными и забавными персонажами, посетить его должен каждый гражданин, не равнодушный к отечественным хроникам.

– Шестнадцатый год в нашей истории особенный, – неожиданно начал докладчик, напирая на фрикативное «г», частое в липецких и воронежских землях, многозначительно посмотрел на собравшихся журналистов и продолжил:

– Возьмите двадцатый век – канун революции…

Мы узнали о всемирно-историческом значении шестнадцатого года в девятнадцатом, восемнадцатом и семнадцатом веках. Обречённо приготовились к погружению в допотопные времена, да взволнованные помощники ухитрились вывести на свежий воздух разгорячившегося оратора. В истории он был дилетантом, в ботанике академиком. Получив в руки лопату, дал команду копать и сажать.

– Чем вы занимаетесь зимой? – простодушно спросил я рабочих лесничества на заре своей карьеры в местной газете.

– Веники вяжем, гробы делаем, – подозрительно улыбаясь, отвечали мне представители трудового народа. Так я и написал в заметке о людях хороших. Сведущие читатели гоготали, разгадав аллюзию: «фирма веников не вяжет, фирма делает гробы». Лесничество хранило гробовое молчание, получив нагоняй от начальства.

В селе с хорошим названием – Доброе – гости разбили парк, после чего хлебосольные хозяева накрыли поляну. У реки Воронеж, где сплетают руки лилии, началась дегустация самогонов, выставленных сельскими головами. Дощатые столы ломились от огурцов, капусты, сала и холодца. Златозубый баянист в капитанке, усевшись в круг, растянул меха:

– Фуражка тёплая на вате, чтоб не замёрзла голова…

В Липецк мы ехали машиной от станции Грязи, куда добирались скоростным воронежским поездом. Я любил ездить этим утренним двухэтажным экспрессом, с большими окнами, кофе с кексом и персональной зарядкой для телефона. Грязевцы, чтобы доказать всем, что не в названии дело, взяли бронзу в конкурсе на самый благоустроенный город России.

Я обедал за одним столом с грязевским журналистом – погружённым в себя мужчиной средних лет, похожим на колхозного счетовода. Он зачерпнул ложкой борща и выпалил:

– Всё, что вы говорили, – неправильно!

– Что именно?

– Всё везде одинаково, жизни не знаете.

– А где вы бывали, кроме Грязей?

– Неважно…

– Есть что-то в Грязях особенное, – удовлетворённо подумал я и тоже взялся за борщ.

Борщ был неправильный, как водится, в столовых и ресторанах, даже украинских, – сладенький, жидкий, тёмно-багровый. Правильный борщ – бездна вкусов и чтоб ложка стояла. Красно-жёлто-зелёный, из трёх сортов мяса, с помидорами, пастернаком, жгучим перцем. Разумеется, с картошкой, капустой, свёклой и остальными ингредиентами – весь огород в кастрюле. Не перепутайте: лук надо жарить на сливочном масле, овощи – на сале. И обязательно в конце варки бросьте заправку – растёртые вместе чеснок и старое сало.

Лучшие в мире борщи на Кубани. Знакомый станичник за любовь к первому был прозван Ведром Борща. С Юрой-Вересом за один присест мы уничтожили большую кастрюлю борща, заготовленную семьёй Пушкин-Петровича на неделю.