Фуэте на Бурсацком спуске

Оркестр в одном месте даже затянул кусочек, потому что Ире пришло в голову накрутить лишний оборот. Морской всегда поражался дирижерам харьковской оперы. Будь то кто-то из приглашенных да или сам, родной Арнольд Эвадьевич Маргулян, танцор всегда, вопреки всем правилам спектакля, мог рассчитывать на поддержку оркестра, если бы вздумал вдруг что-нибудь сымпровизировать. Морской не слышал и не читал ничего о подобных вещах в других театрах: дирижеру положено смотреть в партитуру и на свой оркестр, артисту — выполнять все строго по сценарию. Но, тем не менее, в Харькове сложилось удивительное братство танцовщика и дирижера.

В спектакле как раз назрел напряженный момент. Универмаговская гармония влюбленных Уборщицы и Футболиста, согласно либретто, разрушалась появлением разъяренной Дамы. Оркестр дал барабанную дробь, усиливая гротескное напряжение музыки. Свет замигал, и штанкета с потолочными софитами стремительно рванула вниз, усиливая ощущение наступления вселенского зла.

«Хм, мощно! Ого! Не зря про куклу говорили. Неужто Дама спустится к нам с потолка? Отличный акробатический прием…» — Мысли Морского еще искали логичное оправдание происходящему, а сердце уже бешено колотилось, и в легких все холодело, будто падал он сам, и не от предчувствия, а от ужасного осознания — силуэт был слишком знаком, траектория полета слишком однозначна. Морской вскочил в тот самый миг, когда падающая вниз «кукла», окончательно оторвавшись от шарфа, соединявшего ее с опускаемой вниз штанкетой софитов, врезалась в край универмаговской витрины, оставила на ней рваные куски ткани и плоти и, источая крупные кровавые кляксы, свалилась в оркестровую яму. Оркестр замолчал. За две секунды до истошного крика и бегства оркестрантов Морской с дурацким: — Я медик, пропустите! — подскочил к боковым ступенькам и практически спрыгнул к телу.

Сомнений не было. Нино́. Мертва. Совсем. Окоченение. Кровь почти густая. Нино́!

Прекрасно понимая бесполезность своих действий, Морской принялся звать подругу по имени и трясти за плечи. Жуткий шрам от удушения поделил ее шею на две неестественно торчащие в разные стороны части. «Как так вышло? Шарф!» — Морской поднял голову и понял кое-что ужасное. Болтающийся на штанкете огрызок шарфа был ему очень хорошо знаком. — «О господи! Убита!» Он громко закричал: — Тут убийство!

Краем глаза Морской заметил людей в форме, которые пытались спуститься в яму, пропуская общий поток людей. Умницы-музыканты в панике взбирались по ступенькам вверх и никого не хотели пропускать. Поняв, что надо действовать, Морской подтянул высокую тумбу к краю ямы, взобрался на нее, вцепился в бордюр, подтянулся сам и завопил что есть силы:

— Эй, Николай, да где же вы?! — К счастью, парень уже давно стоял у ямы и следил за действиями учителя с большим интересом. — О́тлично! Телефон на вахте служебного входа! Бегите! Товарищу Гопнер! Вы вчера знакомились! Немедленно! Сообщите! Убийство во время премьеры! Костюмер Нина Ивановна Толмачева! Верой и правдой с начала работы театра! — Это Морской кричал уже на ходу, когда двое служивых, стащив его с тумбы, волокли под руки за кулисы, а мужественный Коленька, в полпрыжка оказавшийся рядом, старался запомнить нужные слова. — Убита! Задушена сегодня! В пять часов!

За кулисами Морской наконец освободился от служивых, встал на ноги, развернулся и брезгливо отряхнулся:

— Я сам пойду! Ну что вы, в самом деле!

За сценой, перегородив путь, эту процессию остановила Ирина:

— Стойте! Куда вы? Я жена…

— Свидетель, показания, приказ начальства, так надо… — забасили служивые, смущаясь. — Вы не переживайте, гражданочка. Велено просто пригласить на беседу.

Поклонники, коллеги и доброжелатели уже со всех сторон звали Ирину. Кто-то заботливый — не Нино́! Как может быть, что это не Нино́? — набросил дрожащей балерине на плечи пуховый платок. Ирина не двигалась, прямая, как струна, с немым вопросом глядя на мужа. Он коротко кивнул, мол, да, убита. И сжал кулаки у груди, показывая жестом, мол, держись. Ирина молча опустила веки. Слеза оставила полосочку на гриме, скатившись к платью, про которое Нино́ вчера сказала «праздник поломойки».

— Как жалко! — еле выдохнул Морской. А громко сказал:

— Дружок, там в зале спит Лариса.

И вслед крикнул:

— Вы были молодцом! Премьера удалась, не огорчайтесь… Я скоро буду дома, я уверен!

3 Верный помощник. Глава, в которой Коля всех спасает