Фуэте на Бурсацком спуске

— Я знал, что за соседом слежка, но не думал, что все его новые контакты могут оказаться в опасности… Но Николай ведь ничего не сделал. Его отпустят скоро, я уверен…

— Что вы глупости говорите? — Такие догадки только сильнее сердили гостью. — Сосед ваш, Валентин Геннадиевич, совершенно ни при чем! — Заметив, что повторяет интонации Николая, Светлана, кажется, разозлилась и на себя тоже и растеряла остатки логики. — И нечего мне позволять кривляться! Вы виноваты, и должны идти со мной!

— Внимание! — Ирина решила действовать пожестче и громко щелкнула пальцами. — Светлана, так? Послушайте, Светлана. Вы, как нарочно, нас сейчас запутали и тратите драгоценные минуты. Мы, безусловно, сделаем все возможное, чтобы помочь нашему другу Николаю. Но объясните, в чем мы провинились?

— Ах, значит, вы решили делать вид, будто ничего не знаете! — Света вскочила, но была сбита с толку и с ног ответным дружным: «Нет». — Что значит «нет»? Тогда признайтесь срочно, с кем в пять часов вы были в гримерке и о чем говорили?

— И вы туда же? — нахмурилась Ирина. — Впрочем, ну и ладно… Хорошо, я отвечу. Я была с приятельницей и коллегой, Галюней Штоль. Мы говорили об искусстве. Конкретней? Ну… — Рассказчица несколько смутилась. — Московские коллеги наплели недавно Галюне, мол, если природа не даровала высокий прыжок, то его можно развить, вшивая в балетную пачку охотничью дробь. Позанимаешься с таким утяжелителем, потом снимаешь его и летишь с удивительной легкостью. Галюне это так понравилось, что она сделала заказ Нино́. Та идею раскритиковала, сказала, что нормальный человек не будет портить костюм без крайней надобности…

— Отлично! — выпалила Света, захлопав в ладоши. — Весь этот разговор настолько глупый, что нарочно не придумаешь! Ваша Галюня сможет подтвердить и процитировать эти дамско-балетные штучки? Тогда у Николая появляется алиби. Железное, как дробь! — Света отмахнулась от разговоров про разницу между железом и свинцом и взялась, наконец, четко объяснить, что происходит. — Люди в шинелях считают, что Коля был на месте преступления. Его студенческий нашли неподалеку. К тому же он отказался признаваться, что делал за кулисами, чтоб не подвести вас. К тому же не явился ночью в общежитие, и все подумали, что он ушел в бега…

— К тому же он достаточно силен, чтоб задушить… — пробормотал Морской. — Мда… Все и впрямь складывается для парня очень гадко. И получается, без нашего рассказа о том, что в пять часов он сидел в шкафу на другом этаже от сцены, ему не выкрутиться…

— Владимир, одевайтесь, мы идем в милицию! — едва слышно прошептала Ирина.

Морской с тоской посмотрел в глаза жене, но та была слишком хорошего мнения о муже, чтобы верно расценить его мольбы. Выходило, что сейчас в милиции Морскому придется признаться, что вчера на допросе он утаил массу фактов. Причем, весьма красноречивых фактов: знал, что намечается преступление, но никого не предупредил, обманом заставил Николая следить за Ириной…

— А знаем ли мы, куда, собственно, отправили парнишку и куда нам идти? — с иррациональной надеждой, что все само собой рассосется, спросил Морской.

— Конечно, — Ирина уже присела на кушетку и вытянула ногу. — Вы ведь сами говорили, что знакомы с Колиным дядей. Зная должность и фамилию, найти его несложно. Разве нет?

— Разве да, — согласился Морской, зашнуровывая жене сапог. И добавил, окончательно смирившись: — В конце концов, ведь я же чем-то думал, когда все это делал! Только чем?

* * *

Примерно через пару часов, втянув головы в плечи и одинаково хмурясь, Владимир Морской и Николай Горленко вышли из ворот внутреннего дворика знаменитого на весь город здания НКВД на углу улицы Равенства и Братства. Молча обогнули Мироносицкую церковь, синхронно меся ботинками грязный снег, ступили на улицу Гоголя.

— А вы, собственно, куда следуете, Николай? — грубо спросил Морской.

Сердобольных Свету и Ирину Илья отправил восвояси, едва установил с их помощью факт невиновности Николая. Потому теперь можно было мнимым сочувствием к охламону-Коле не прикрываться, а говорить, как есть. Морской и говорил:

— Я не сказал бы, что мне сейчас нужно ваше общество. Вы больше мне не ученик. Можете идти своей дорогой.

— Своею и иду. И вас сопровождать уже не собираюсь, — огрызнулся Николай, и «вы» на этот раз было произнесено с глубоко ругательной интонацией. — Вы предали меня, а сами обижаться? Прав был дядя Илья — вы человек тяжелый и эгоистичный.

— Он добавлял еще кое-какие «но», — поправил Морской, но тут же вернулся к прежним интонациям. — Однако это, в общем-то, не важно!

Тем не менее, мужчины продолжили следовать плечо к плечу.

Морской прокручивал в голове последние события. Поначалу все складывалось очень хорошо. Илья принял Ирину, Свету и Морского, едва они представились внизу на проходной. И выслушал с повышенным вниманием и был действительно счастлив, что племенник невиновен.