Фулгрим почувствовал, что его мышцы словно скованы стальными путами, иначе он непременно должен был бы броситься с мечом на Хоруса. Но вместо этого он продолжал сидеть в оцепенении, чувствуя, как дрожат его руки, а весь мир летит в пропасть. Как мог Хорус, лучший из всех примархов, говорить подобные вещи?
Не важно, что он уже слышал о них от прорицателя, их реальность обрушилась на него только сейчас. Слова, срывающиеся с губ Хоруса, вдавливали Фулгрима в кресло. Хорус был для Фулгрима самым доверенным другом, они давным-давно поклялись на крови никогда не лгать друг другу. И после такой клятвы ему предстояло поверить, что либо отец, либо брат его обманывал.
— Нет, — с трудом прошептал он, и по щекам покатились слезы.
Ожидание этого момента давно обострило все его чувства, но действительность оказалась совсем не такой, как он ожидал.
— Да, — горестно, но решительно сказал Хорус, — мы верили, что Император — это высшее воплощение совершенства, но мы ошибались, Фулгрим. Он несовершенен, он просто человек, и нам предстоит разоблачить его ложь.
— Всю свою жизнь я хотел стать таким, как он, — печально произнес Фулгрим.
— Мы все хотели этого, брат мой, — ответил Хорус. — Мне больно говорить тебе подобные вещи, но я должен это сделать. Грядет время великой войны, ее ничто не сможет предотвратить, и, когда наступит пора двигать наши Легионы против тех, кто к нам не присоединится, мне потребуется помощь ближайших братьев.
Фулгрим поднял полные слез глаза:
— Хорус, ты ошибаешься. Ты наверняка ошибаешься. Как могло несовершенное существо породить таких, как мы?
— Мы? — переспросил Хорус. — Мы всего лишь инструменты его воли, необходимые для достижения господства в Галактике, пока он стремится к божественности. Когда войны закончатся, нас отбросят в сторону. Мы ведь всего-навсего несовершенные создания, появившиеся из необъятной утробы вечной ночи. Еще до нашего рождения Император покинул нас, хотя мог спасти. Ты помнишь кошмар Хемоса, его бескрайние дикие пустоши, куда ты был выброшен? Помнишь боль, которую ты там испытывал, как все мы испытывали страдания на планетах, где проходило наше детство? Всего этого можно было бы избежать. Он мог все остановить, но он так мало о нас заботился, что ничего не предпринял. Я видел, как это случилось, брат. Я все видел.
— Как? — выдохнул Фулгрим. — Как ты мог видеть эти события?
— В предсмертном состоянии мне была дарована способность заглянуть в прошлое, — сказал Хорус. — То ли я действительно видел прошлое, то ли ожили скрытые в мозгу самые ранние воспоминания, я не могу сказать, но увиденные мною картины были такими же реальными, как твое лицо сейчас.
Мозг Фулгрима, пытавшегося постичь все, о чем говорил его брат, хотел взорваться.
— Даже в мгновения самых мрачных сомнений меня поддерживало стремление к полному и абсолютному совершенству, — сказал Фулгрим. — Император был для меня сияющим образцом, к которому я стремился, и лишиться всего этого…
— Сомнения никогда не приносят радости, — кивнул Хорус. — Но определенность, построенная на лжи, — это абсурд.
Разум Фулгрима отказывался даже предположить, что Хорус может быть прав, его слова разрушали все, чем он до сих пор жил, и все, к чему стремился. Прошлое уже кануло во тьму, уничтоженное ложью отца, и теперь у него оставалось только будущее.
— Император играет комедию перед публикой, которая не осмеливается смеяться, — продолжал Хорус. — Все мы для него лишь инструменты, используемые в случае надобности, а потом отброшенные в сторону. Почему еще он мог оставить Великий Крестовый Поход на наше попечение, а сам удалился в свое подземелье на Терре? Процесс его обожествления уже начался, и только мы в силах его остановить.
— Я мечтал о дне, когда стану таким, как он, — прошептал Фулгрим. — Мечтал, что встану рядом с ним и почувствую его любовь и гордость своим сыном.
Хорус шагнул вперед, опустился на колени и взял его руки в свои.
— Фулгрим, всем нам свойственно мечтать, но не все мечты одинаковы. Те, кто мечтает в ночи, скованный пыльной пеленой ничтожности своего разума, просыпаются утром и видят, что их мечты были пустым тщеславием. Но для таких, как мы, для мечтателей дня, видения славы означают надежду на перемены к лучшему. Возможно, до сих пор мы были просто орудиями, воинами, не владевшими ничем, кроме искусства войны, но мы выросли, брат мой! Теперь мы стали гораздо умнее и лучше, но Император этого не замечает. Он предпочел бросить свои величайшие произведения во тьму враждебной Вселенной. Я знаю это наверняка, Фулгрим, поскольку не только получил его мудрость, я сделал много открытий во время путешествия, которого никому не дано повторить или разделить со мной.
— Хорус, я не могу этого слышать! — вскричал Фулгрим.
Оковы, удерживающие его в неподвижности, внезапно упали с его тела, и он вскочил на ноги. Фулгрим быстро прошел к фреске.