Фулгрим

— И ничего, что указывало бы на условия возвращения Магнуса на Терру? В качестве пленника или просителя?

— Я не знаю, — признался Фулгрим. — Хотя, если учесть, что сопровождающим выбран Волк, не питающий особой любви к Магнусу, вряд ли стоит предполагать, что он будет путешествовать с особыми почестями.

— Да, не похоже, — согласился Хорус, и Фулгрим заметил на его лице тень облегчения.

Неужели Магнус, как и Эльдрад Ультран, проник в будущее и попытался послать предостережение о готовящемся предательстве? Если так, то Хорусу необходимо разобраться с ним до возвращения на Терру.

Воитель, убедившись, что вопрос с повелителем Просперо разрешился к его несомненному удовольствию, кивнул на фреску:

— Ты говорил, что помнишь, как ее создавали.

Фулгрим кивнул, и Воитель продолжил:

— И я тоже, очень отчетливо. Мы с тобой тогда участвовали в свержении последних принцев Омаккада на борту их мира-обсерватории, и Император решил увековечить эту победу.

— Пока Император сражался с последним принцем, ты зарубил их короля и забрал его голову для Музея Завоеваний, — добавил Фулгрим.

— Совершенно верно, — кивнул Хорус, постукивая пальцами по картине. — Я убил их короля, но созвездия Галактики все же находятся в руках Императора. А где фрески, которые должны увековечить наши с тобой подвиги в той битве, друг мой?

— Ревность? — усмехнулся Фулгрим. — Я всегда знал, как высоко ты себя ценишь, но не ожидал подобного высокомерия.

Хорус покачал головой:

— Нет, братец, желание добиться признания за свершенные деяния и достижения — это не высокомерие. Кто из нас сделал больший вклад для завоевания победы, как не я? Кого среди всех нас признали достойным поста Воителя? Только меня и оценили по достоинству, но всеми полученными мною почестями я обязан лишь самому себе.

— Со временем, когда закончится Великий Крестовый Поход, твои заслуги будут оценены должным образом, — сказал Фулгрим.

— Со временем? — презрительно фыркнул Хорус. — Как раз времени-то у нас и не осталось. В сущности, мы в любой момент можем узнать, что Галактика перевернулась на небесах, но мы этого не ощутим, поскольку палуба под нашими ногами даже не дрогнет. Смертные люди могут прожить свои жизни, не потревоженные столь великими идеями, но им никогда не достичь могущества, поскольку люди невежественны и инертны. То же самое относится и к времени, мой братец. Пока мы стоим на месте и измеряем время, возможность завоевать вечную славу может ускользнуть, и мы ее даже не заметим.

Слова эльдарского прорицателя громогласно отдавались в его голове:

Он поведет свои армии против вашего Императора.

Хорус пристально посмотрел в его глаза, и Фулгрим ощутил, как огонь целеустремленности брата распространяется по всей комнате, словно электрический разряд, и разжигает в его душе стремление к совершенству. Как бы ни ужасался он услышанным идеям, Фулгрим не мог не сознавать их огромной притягательной силы. Он хотел присоединиться к своему брату.

Он видел, что Хорусом движет безумное честолюбие и жажда власти. Хорус хотел держать созвездия в своих руках, как Император, запечатленный на фреске.

Все, что ты услышал, — правда.

Фулгрим откинулся на спинку стула и осушил свой кубок.

— Расскажи мне о вечной славе, — сказал он.

В течение трех дней Хорус и Эреб рассказывали Фулгриму обо всем, что произошло с Шестьдесят третьей экспедицией на Давине, о предательстве Эугана Тембы, засаде на потерпевшей крушение «Славе Терры» и некротическом поражении плоти примарха. Хорус рассказал об оружии, известном как Анафем, и меч был доставлен в его покои апотекарием Фулгрима Фабием, после того как Воитель своей печатью подтвердил разрешение забрать меч с медицинской палубы «Духа мщения».

Фулгрим увидел клинок довольно грубой работы, с обсидиановым лезвием, ровного серого цвета с мерцающим блеском. Рукоять была выполнена из золота и по сравнению с лезвием отличалась тонкой работой, хотя все равно показалась бы примитивной даже по сравнению с Разящим Огнем, не то что с серебряным мечом лаэров.

А затем Хорус рассказал ему о своем ранении. Он действительно мог умереть, если бы не усилия преданных ему членов воинской ложи. О времени, проведенном в Дельфосе — огромном храмовом комплексе Давина, — он почти ничего не сказал, за исключением того, что там ему открылись великие истины и чудовищный обман…

В продолжение всего рассказа Фулгрим ощущал, как им постепенно овладевает ужас. Слова Хоруса подрывали самые основы его убеждений. Он помнил предостережение прорицателя, но до этого момента не верил, что оно правдиво. Он хотел опровергнуть слова Воителя, но каждый раз, когда пытался заговорить, властная сила внутри заставляла молчать и слушать рассказ брата.

— Император лгал нам, Фулгрим, — сказал Хорус, и грудь Фулгрима стиснул приступ гнева. — Он намерен бросить нас в неизведанных пустынях Галактики, а сам старается достичь высот божественности.