Фулгрим (ЛП)

Великое творение еретика начиналось с аллегорического описания падения «Человека Небесного» в водоворот приземленных чувств, названных Корнелием «темными аллеями души». На протяжении всей книги люди — потомки «Человека Небесного» — пытались превзойти свои мирские страсти и воплотить их в некое чистейшее чувство, которое Блайк именовал «Божественным». С тем, чтобы лучше описать этот вселенских масштабов процесс, Корнелий ввел существо, которому суждено впервые совершить революцию чувств и страстей. Имя этого «Пробуждающей Сущности» звучало на языке Блайка как «Орк», и Юлий рассмеялся, удивившись забавному совпадению. Не мог же, в самом деле, Корнелий предвидеть, как широко эта зеленокожая зараза расползется по Галактике?

Далее в поэме говорилось о том, что падение человечества с высот благодати привело к потере важной части его сути — того самого «Божественного», и поэтому на протяжении эпох люди были обречены на бесплодные попытки отыскать утраченное и воссоединиться с ним. Строки из поэмы, в которых описывались метания человеческой души, раздробленной на мелкие осколки, и неустанно пытающейся собрать воедино потерянные частички, явно перекликались с мифами Древнего Гипта так в тексте, высеченными на гробницах его царей. В одной из таких легенд рассказывалось о древнем боге Осирисе, преступно рассеченного в начале времен на множество кусков, и об обязанности, возложенной на человечество — отыскать все части тела Осириса и в награду обрести духовную цельность.

Вообще-то, несмотря на все недостатки самого Блайка и его работ, Юлий Каэсорон признавал за жрецом оригинальность мыслей и храбрость, необходимую для того, чтобы в открытую высказывать их в столь опасную и неприспособленную для свободного философствования эпоху. Не имея возможности силой оружия свергнуть ненавистных угнетателей, Корнелий использовал против них свой пророческий дар, свои необычные способности и умение увлекать за собой людей.

Блайк отвергал порядок и закон в любых формах, приветствуя беспокойные мистические силы, зовущие человечество к пробуждению, к страстной и чувственной жизни, к духовному росту и развитию.

— Мы обретаем Знание только через Ощущение, — с улыбкой читал самому себе вслух Юлий. — Полная свобода — вот то, чем должен быть наделен каждый человек, ибо любые рамки и границы оскорбительны. Страдать от наслаждения и наслаждаться страданием — главная цель нашей жизни.

Глава Двенадцатая

В гордыни нет чистоты/Рай/То, чему не суждено завершиться

ВНОВЬ, КАК И ПРЕЖДЕ, ВОИНЫ ЗАНИМАЛИ МЕСТА у круглого стола Гелиополиса, освещенного лишь огнем, пылающим в жаровне посреди столешницы, да факелами, укрепленными на золотых постаментах статуй.

Саул Тарвиц всего лишь второй раз в своей жизни преступал порог великолепной залы, но за те месяцы, что прошли со дня его принятия в ряды Братства, многое изменилось. Он и не подозревал, сколь многое.

Могучая фигура Лорда Фулгрима возникла в ярком проеме Врат Феникса. Перед встречей со своими лучшими воинами Примарх облачился в пурпурную тогу, украшенную золотым шитьем, складывающимся в пылающие очертания птицы-феникса. На длинных волосах Фулгрима возлежал венок из золотых лавровых листьев, а препоясался Финикиец полюбившимся ему серебряным мечом. Обходя воинов, Примарх каждого называл по имени и находил для всех добрые слова. То, какое впечатление на гордых и суровых Капитанов Детей Императора производило подобное обращение, сложно передать словами. Когда Фулгрим похлопал Саула по плечу и сказал что-то ободряющее, Тарвиц испытал почти физическое наслаждение и восхищение при одной лишь мысли о том, что столь прекрасный, идеальный воин помнит его имя…

Соломон Деметер, сидевший напротив Саула, поприветствовал его легким кивком. Тарвиц вспомнил, что, когда они с Люцием и Эйдолоном вошли в Гелиополис, Второй Капитан внимательно взглянул именно на него. Мрачный Марий Вайросеан занимал кресло рядом с Деметером, а с другой стороны беспокойно вертелся Юлий Каэсорон, хохотавший в голос над своими же кровожадными историями о резне, которую его Рота учинила на борту флагмана Диаспорекса. Издавая различные звуки и широко размахивая руками, Первый Капитан изображал наиболее удачные, по его мнению, смертельные удары, щедро раздаваемые врагам.

Тарвиц заметил в глазах Соломона отблеск гнева, когда Каэсорон начал описывать, как они с Примархом пробились на капитанский мостик и чуть ли не вдвоем перебили там несколько сотен жутких монстров. Саул немного удивился, вспомнив, что честь первыми ворваться в сердце вражеского корабля принадлежала воинам Деметера, и что оборону на мостике держали не так много солдат.