Фультон

Мистер Смитсон, однако, никак не мог поверить в художественные таланты Роберта и предложил ему не «заноситься», а начать азбуку ювелира с самых азов. При этом он с большой ловкостью бросил туманный намек о некоторых «весьма вероятных» переменах в материальном положении Роберта, конечно не сразу, но… Азы ювелирного дела сразу же оказались не по вкусу живой натуре Фультона. Светлый магазин с громко тикающими часами пришлось переменить на полутемный низкий подвал с вечно дымящей плавильной печью и с несмываемой копотью на стенах. От дыма и удушливого запаха каких-то кислот щипало в горле и слезились глаза.

Работа начиналась с того, что кусочки драгоценного металла ставились в крошечной графитовой чашечке на кучу углей. Роль раздувательных мехов обычно выполняли легкие толстого Тома. Живые мехи отлично справлялись с этой работой, но у Роберта, пытавшегося подражать Тому, сразу же начинала болеть голова, угли не разгорались, а мистер Смитсон кричал и сердился. Кончилось тем, что нового ученика поставили к другой, более легкой работе. Когда золото плавилось, его выливали в «эйнгус»— смазанную жиром чугунную формочку. Получалась толстая золотая пластинка, которую надо было затем прокатать между небольшими вальцами и обить молотком, пока пластинка не превратиться в узкую полоску шелестящего золота. Если требовалось получить золотую проволочку. — кусочек золота несколько раз протаскивался щипцами через узкие круглые дырочки в стальной волочильной доске, постепенно вытягивая в тонкую блестящую ниточку. Все это было лишь подготовкой к настоящей работе. Аккуратно нарезанные золотые листочки мистер Смитсон укреплял на бронзовом «анке» и легкими ударами молотка придавал им различную форму.

— Вот смотри и учись, — говаривал он Роберту. — Здесь нужен хороший и зоркий глаз. Здесь тебе не пушки из чугуна отливать! Но это еще не настоящее золото! Надо, чтобы оно заиграло веселым узором, приятным для рук и глаз…

Смесью из черного вара, кирпичной муки и воска он укреплял гнутые листки и золотые спиральки на деревянной болванке и завинчивал ее в «шраубкугель» — тяжелый чугунный шар с винтом и нарезкой. Затем начиналось священнодействие: мистер Смитсон, вооружившись набором стальных «штихтелей» и «пунсонов», короткими ударами и штрихами искусно превращал тусклую золотую поверхность в искрящийся фон, усеянный мельчайшими точками и волокнистыми завитушками. Оставалась еще одна операция. Отдельные кусочки золота надо было аккуратно спаять, чтобы вышла задуманная вещица. Временно их соединяли обрезками тонкой железной проволоки, на стыки клали припой (секрет этого припоя мистер Смитсон не сообщал даже своим мастерам), затем посыпали бурой и помещали в синеватое пламя паяльной горелки. Но что это? Снятая с огня хорошенькая вещица покрылась безнадежно черными пятнами. К изумлению Роберта, мистер Смитсон ничуть не встревожился: посмотрев в лупу на место спайки, он опустил браслетку в стакан с каким-то мутноватым составом, через минутку извлек ее оттуда стеклянной палочкой и выполоскал в чистой воде. Куда делись все темные пятна? Браслет, как ни в чем не бывало, снова приобрел прежний золотистый оттенок. Тайну жидкости в стеклянном сосуде Роберт понял на следующий день, когда несколько ее капель, случайно попавших на платье, выжгли на нем аккуратные круглые дыры, величиною в полпенни.

Дальнейшую работу по очистке поручали Роберту. Тускловатую поверхность изделий надо было отполировать до яркого блеска. Нельзя сказать, чтобы эта операция нравилась Фультону. Надо было натирать изделия сначала мелко истолченной пемзой на масле, затем трепелом и бесконечно долго полировать суконкой с тончайшим порошком крокуса. И так день ото дня. Роберт начинал уже ненавидеть эти аляповатые дутые брошки, безвкусно сделанные кулоны и безобразные перстни. Попытки сделать что-нибудь новое и оригинальное неизменно наталкивались на ярое противодействие хозяина.

— Нечего вводить новые моды! Это тебе не Европа! Кому нужны здесь твои выкрутасы? Публика наша имеет свой собственный вкус. Знаешь пословицу: яйца курицу не учат!