Но старый Смитсон оказался неправ. Роберт где-то вычитал об одном занятном способе получать отливки, в точности копирующие природу. Ничего не говоря хозяину, он взял березовый листик и обмазал его сырой формовочной глиной, оставив лишь два узких канальчика по бокам. Этот кусок глины с листком он просушил и прокалил на огне. Листик обуглился и начисто выгорел. В образовавшуюся пустоту Роберт налил несколько капель расплавленного серебра. Когда остывшую форму сломали, к восторгу своего приятеля Джо и простофили Тома, Роберт извлек чудесный серебряный листик, на котором сохранилась каждая мельчайшая жилка оригинала. Смитсона, конечно, не было тогда дома. Когда он вернулся и увидел произведение своего подмастерья, он никак не мог поверить, что это сделал Фультон. Пришлось повторить при нем опыт, принеся в жертву ювелирному делу навозного жука. Получился серебряный скарабей — с круглой спинкой, лапками и надкрыльями. Серебряные листики и литые жуки имели шумный успех у покупателей, но Роберт не извлек ни малейшей выгоды.
А тут еще подоспело грустное письмо от Мэри Фультон. Она писала, что ревматизм все больше сводит ее старые руки и что работу отдают тем, кто попроворней да помоложе. Мэри не просила помощи у Роберта, но эту мольбу он читал между строк. Роберт решил, что пора отбросить свою нерешительность и серьезно поговорить со старым Смитсоном. Но разговор этот очень скоро превратился в монолог старого ювелира.
— Вот-с как, молодой человек! Вам нужны деньги? А вы забыли, кто вас кормил, одевал и поил эти годы?! Кто тратил время, чтобы научить вас чему-нибудь? Вы забыли?! Вы грозитесь, что собираетесь бросить работу! Отлично. Не возражаю. Все равно проку от вас не получится. Можете отправляться куда вам угодно, хоть в ад…
Появившаяся на крик миссис Смитсон горела желанием тоже вставить. несколько соответствующих слов и только из-за двустороннего флюса, превратившего ее строгий профиль в подобие капустного кочана, вынуждена была ограничиться невнятным шипением.
Карьера ювелира и часовщика бесславно окончилась. На смарку пошли четыре года «ученья». Без пристанища и почти без гроша Фультон очутился на улице. Ночь он провел между сложенными штабелями досок, на речной пристани. В кармане позвякивало несколько пенсов. Разве зайти в портовую харчевню и поесть горячей картошки на жире?
В харчевне почти еще никого не было, если не считать компании подвыпивших моряков. Один из них невольно привлек к себе внимание Роберта. Спутан-Пая грива огненно-рыжих волос, сизый нос, немного свернутый на сторону, серые холодные глаза под косматыми клочками бровей и зычный голос, привыкший перекрикивать шум ветра и волн, говорили, что этот человек умеет постоять за себя. Вынув карандаш, Роберт от нечего делать стал набрасывать на белой доске стола портрет морского вояки. Несколько мазков горчицей и разлитым пивом увеличили сходство с оригиналом. Неожиданно над ухом молодого художника раздался чей-то раскатистый хохот.
— Будь я проклят, если это не Билль! Вот ловко-то! И шрам на щеке, и красный нос — все на месте! Идите сюда, джентльмены!
Восторженный отзыв о работе Фультона принадлежал одному из участников веселой морской компании, незаметно подошедшему сзади. Роберт, признаться, с некоторой опаской ждал, что скажет о портрете сам оригинал, но все обошлось как нельзя лучше. Бравый моряк был настолько очарован своим изображением, что вознамерился выломать всю столешницу и унести ее из трактира на память. Узнав, что Роберт может запечатлеть его черты на бумаге, он немедленно потребовал, чтобы юный художник принялся за дело. К счастью, в тощем узелке Роберта нашлось несколько чистых листов, и сеанс начался. Модель приняла горделивую позу, насупила брови и без труда придала себе достаточно зверское выражение. Через полчаса портрет был готов. Роберт изобразил на нем бравого матроса, опирающимся на десятифунтовую пушку. Вдали были видны корабли, окруженные клубами дыма. Сходство в этом портрете было еще большее, чем в первом.
Приятели моряка с затаенным дыханием следили, как бегал карандаш по бумаге. Каждый удачный штрих встречался возгласами горячего одобрения. Сердца зрителей окончательно покорила точность деталей нарисованной пушки. Еще бы! С чем другим, а с пушками Роберт был знаком неплохо!