Фунгус [litres]

– И теперь вы ее ненавидите. И солдат ненавидите за то, что они стреляли и многих ваших убили. Ненависть – хорошее чувство. Когда мы его испытываем, нам хочется думать, что правда на нашей стороне, и ненависть наша объясняется тем, что противник – существо мерзкое и злокозненное. А если враг плох, значит, мы хороши. Вот почему ненависть революционна и благоприятна: она делает нас хорошими. Но запомни, паршивый гриб, заруби это себе на носу. – Хик-Хик едва не коснулся губами склизкой кожи маленького фунгуса и прошептал ласково и грозно: – Зла не существует, есть только Власть.

XVIII На сцене появляется фотограф, Эусеби Эстрибиль, мечтающий сделать лучшую фотографию всех времен. Сам того не желая, он сыграет решающую роль в судьбе расы фунгусов

Звали этого человека Эусеби Эстрибиль, и в жизни у него была только одна цель: сделать безупречную фотографию.

Когда ему исполнилось тринадцать, он уже работал подручным в студии Наполео Аударда, чья вывеска красовалась на перекрестке двух главных улиц Барселоны: Гран-Виа и Пассейч-де-Грасия.

ФОТОСТУДИЯ НАПОЛЕОНА АУДАРДА

Персональные и семейные портреты[13]

Аудард был человеком гордым и обладал внушительной внешностью: высокий рост, окладистая борода. Он оценивающе рассматривал людишек своим царственным взглядом. Поначалу Эусеби служил у него мальчиком на посылках и бегал туда-сюда, главным образом покупая реактивы для фотографических пластин.

Эусеби восхищался волшебным миром студии. Ее потолок был полностью стеклянным, чтобы можно было максимально использовать естественное освещение. Этот огромный прозрачный свод напоминал соборы Ватикана и придавал помещению величественный вид. Под ним располагался просторный зал, разбитый на пять тематических зон. Первая изображала буржуазную гостиную: возле стены, увешенной многочисленными картинами, стоял трехместный диван. Эта декорация предназначалась для семейных портретов: родители и дети располагались на диване, и портрет Аударда изображал их будто бы у себя дома. Поодаль возвышался конь из папье-маше, предназначенный для военных – им ужасно нравилось фотографироваться верхом с саблей в руке. Клиенты, мечтавшие прослыть эрудитами, предпочитали восточный уголок, где на стенах висели шелковые ковры, а оконные проемы были украшены орнаментами из луковиц и листьев, напоминавшими арабески в Альгамбре. После создания Германской конфедерации[14] стал пользоваться большим успехом и уголок с медвежьими шкурами на полу и щитами с изображением двуглавых орлов на стенах.

И наконец, последний уголок посвящался любителям краеведения. Фоном для него служил огромный, во всю стену, плакат: горная гряда с острыми, точно наконечники стрел, вершинами и луга с ослепительно-зеленой травой. В нижней части виднелись рельсы железной дороги, уходящие в горы, и надпись, которая гласила:

ПИРЕНЕЙСКИЙ ПОЕЗД

В обитель природы

Природа – наша обитель

Это была реклама железнодорожной компании, которая обслуживала линию, ведущую в Пиренеи. Ветка доходила до некой точки между Валь-д-Араном и Андоррой. Аудард выстраивал клиентов перед плакатом и раздавал им лыжи и ледорубы, чтобы они выглядели как заправские покорители вершин.

В этой студии Эусеби восхищало все, и искусство фотографии казалось ему настоящим волшебством. Каждый раз, когда Аудард нажимал на кнопку фотоаппарата, происходило техническое чудо. Абсолютно заурядный человек садился перед величественным устройством – камерой Сэттона 1875 года, напоминавшей кузнечные мехи с встроенной в них линзой, раздавался щелчок, и рождалось бессмертное изображение. Отзвук этого щелчка будет жить в веках, пока кто-нибудь хранит у себя портрет. «Хотите знать, что такое фотография, сеньор Эстрибиль? – спросил его однажды Аудард и сам ответил на свой вопрос: – Слейте воедино древнейшее искусство, бессмертную магию и самую современную технику – и получите фотографию». Эусеби Эстрибиль был полностью с ним согласен.