XII
Коварный Касиан, который вовсе не умер, с глубоким прискорбием узнает, что Хик-Хик нашел источник Власти, и решает ему отомстить. Во главе отряда фунгусов Хик-Хик ведет жестокую атаку на Велью
Радость Хик-Хика несколько померкла бы, узнай он, что Великую битву исподтишка наблюдал один человек и что его появление приведет к неожиданным последствиям. Человеком этим был Касиан. Покуда он поправлялся в домике охотника, его преследовала одна мысль: убить Хик-Хика. Врач, приехавший из Сеу-де-Уржеля, залатал ему дыру на голове с помощью небольшой медной пластинки в форме ромба, которую крошечными гвоздиками прибил к костям черепа. В тот же день Касиан покинул дом охотника и отправился в путь. На нем было добротное пальто цвета спелой вишни, с собой он прихватил мешок с провизией, бутыль с винкаудом и великолепное ружье, купленное у охотника. В кармане у него хранилось сто пуль, а в сердце – дьявольское желание мести.
Итак, он направился в горы, но, не дойдя до цели, по чистой случайности стал свидетелем Великой битвы.
Касиан укрылся за двумя скалами повыше поляны, где люди и фунгусы кромсали друг друга. Он глазам своим не поверил: солдаты в отчаянии обстреливали прущих на них со всех сторон башкастых чудовищ. Что это за твари? Касиан даже усомнился, не повредила ли рана его мозг. Может, все это ему почудилось? Но более всего ужаснула картина, открывшаяся в тот миг, когда выстрелы и крики стихли, а дым рассеялся.
Это был он! Тот самый филь де кана, сукин сын – Хик-Хик! Но нынешний Хик-Хик очень отличался от ничтожного слуги, который работал у него в остале: монстры подчинялись ему беспрекословно. Касиан быстро убедился в бесконечной покорности этих отвратительных существ. Сотни адских тварей послушно толпились вокруг Хик-Хика, преподнося хозяину величайший дар: победу. Из глоток вырывались пронзительные поскрипывания, словно твари тщетно пытались произнести имя своего повелителя: «Хик, хик, хик». Как бы то ни было, разобрать слова все равно не получалось, их заглушали шелест и треск беспорядочно движущихся конечностей и осклизлых тел и неразборчивый клекот: «Икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх».
Один из большеголовых монстров, напоминавший циклопа, усадил Хик-Хика себе на голову, словно царька, которого варвары носят на щите. Устроившись на голове одноглазого, повелитель сделал большой глоток вина из бутылки, пару раз выстрелил в небо из револьвера и ликующе, словно на карнавальном шествии, провозгласил:
– Я король Пиренейских гор!
Услышав эти слова, произнесенные на окситанском наречии, сотни и сотни монстров пришли в неописуемый восторг.
– Икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх, икх! – верещали они.
Увидел всю эту сцену, Касиан понял, что вовсе не бредит, и пришел к единственному разумному выводу: Хик-Хик нашел источник Власти.
Не может быть.
Этого не может быть.
Он заплакал от ярости, сунул кулак в рот и куснул с такой яростью, что пошла кровь. Слезы душили его: посвятить жизнь поиску Власти и в результате увидеть, как какой-то подонок, жалкий воришка выхватывает добычу у тебя из-под носа. Но еще ужаснее было наблюдать за тем, как именно Хик-Хик пользуется своей властью. Сцена, в которой сотни монстров восславляют негодяя, казалась дикой, а не величественной. Возвышаясь над их гигантскими головами, Хик-Хик размахивал бутылкой, словно король карнавала. Он смеялся над своими чудовищными подданными, смеялся над самим собой, выкрикивая:
– Я король Пиренейских гор!
Больше всего поразило Касиана не то, как Хик-Хик издевается над его представлением о Власти, совсем наоборот: в душу закралось страшное сомнение, что представшая его глазам картина и есть точнейшее ее отображение. Вид шута верхом на чудовище наводил на мысль, что все короли, правители и придворные – такие же проходимцы, как этот тип, только головы их венчают короны, а не котелки, а властью их наделила чудовищная глупость подданных. Ему-то казалось, что Власть величественна, но, глядя на Хик-Хика, он понял, что суть ее заключается в идиотизме тех, кто ей подчиняется.
В душе Касиана рождалось чувство более сильное, чем обычная ненависть. Отныне он ненавидел Хик-Хика жестоко, безжалостно, безгранично. Тот ранил его и ограбил осталь. За одно это негодяй заслуживал мучительную смерть. Однако все его былые преступления не шли ни в какое сравнение с тем, что он совершил сейчас, завладев мечтой своего бывшего хозяина.
Касиан прицелился в Хик-Хика из двустволки. Тот был далеко, тем не менее пуля могла попасть в цель. Но когда он уже собирался нажать на курок, фунгусы задвигали крабьими конечностями и вместе с повелителем исчезли среди деревьев.