Функция: вы

– Пожалуй.

Ученая перехватила кружку и отвернулась:

– Я принесу, если господа переговорщики не против.

Они не были.

Когда Мерит Кречет скрылась в дальнем сумраке комнаты, Лак Бернкастель оглядел стол и обратился к Ариадне:

– Позволите мне тоже взглянуть на досье?

– Что это значит? – нахмурилась Ольга, передавая ему папку. – Что она имела в виду, говоря, что Минотавр пришел за ними?

Ариадна открыла следующую:

– Фиц говорил, что госпожа-старший-председатель сама выбрала их. Возможно, мы недостаточно подумали в этом направлении.

Ольга повернулась на сто восемьдесят градусов, очевидно, приняв что-то на свой счет. Сделав вид, что не заметил этого, я с усердием изучал раскиданные закрытые папки, когда услышал:

– Вы действительно верите в это?

– Что из сказанного показалось вам вопросом веры, господин Гёте?

– То, что атрибуты порождают качественное изменение личности.

Я осторожно поднял взгляд.

– Атрибуты – это вещи, – негромко продолжил отец Кристы. – Предметные окаменелости воли, которую невозможно использовать не по назначению. Они могут вызвать качественное изменение личности, только если ими как следует приложить по голове. – Он посмотрел на Лака Бернкастеля. – Ты так не считаешь?

Энтроп рассеянно перевернул страницу досье:

– Не уверен, что существуют исследования обсуждаемой корреляции. Господин Дедал не предоставляет атрибуты по таким узким вопросам.

– Предсказуемо. – Отец Кристы вернулся к Ольге. – Вот бы все, как Бернкастель, не имели собственного мнения.

– Вы всегда такой невыносимый? – не выдержала она.

– Вопрос, что для вас значит слово «выносить». – Он приподнял руку и поглядел на наручные часы. – Ваш атрибут, госпожа Дедал. Как он называется?

– Это не ваше дело.

– Мы забудем друг о друге, как только выйдем отсюда. Все, что вы скажете, мне негде использовать против вас. Но давайте порассуждаем. ГСП рекомендовала быть непредвзятыми.

Мне по-прежнему беспокоило не-выражение его лица. Он смотрел на Ольгу, только на Ольгу – но так, будто лофт суждено покинуть из них двоих кому-то одному.

– Скажите хотя бы, почему у вас пошла кровь. Дело, несомненно, в атрибуте. – Отец Кристы помолчал, но ответа не было. – Бернкастель. Не поделишься мыслями на этот счет?

Взгляд энтропа остановился посреди строчки. Поколебавшись, он промолвил:

– Кажется, когда-то его использовали для вынесения судебных решений. Одна половина верифицирует чужие слова, другая не позволяет судье лгать самому.

– Прекратите! – вспыхнула Ольга. – Вы не имеете права!

Лак Бернкастель поднял голову, и в искреннем недоумении его промелькнул слабый намек на умиление:

– Мои слова не относятся конкретно к вам. При всем уважении, ваша персонализация атрибута краткосрочна.

Наверное, он пытался быть объективным, но для Ольги у нейтралитета была известная библейская цена.

– Все время говорить правду и вынуждать других делать это, – промолвил Роман Гёте. – Полагаю, у вас немного друзей.

– Оно того стоит, – процедила Ольга.

– Что именно?

– Правда.

– Правда? Или отсутствие лжи?

Ольгу передернуло.

– У меня есть дар. Я вижу несчастных женщин. Из них получаются преданные исполнители.

– Меня не интересует ваше мнение, господин Гёте.

– И все же вы обязаны выслушать его. В правосудии так работает равенство сторон.

Отец Кристы плавно подался вперед. В моей голове завыла аварийная сирена.

– Вы полагаете, что своим давлением не оставляете выбора, кроме как быть честным. Но это говорит только о том, что вы не понимаете природы лжи. Ложь – это реакция. Форма страха, преимущественно. Иногда – попытка легитимизировать нелегитимное, но даже там все диктует острое нежелание что-то терять. Отсутствие лжи – не мысленная чистота и этическая непорочность, как вы себе навоображали, запахнувшись в белое пальто.

Он глядел на Ольгу, как змея, болезненно знакомым оттенком поздней осени. И даже если бы я попросил ее не слушать его, это уже не сработало бы. Я сам слушал его.

– Ваше желание установить правду любым способом созвучно атрибуту лишь на поверхности. В действительности вы не гарант правды, а тайный адепт лжи. Избавив себя от постоянного страха, что вам будут лгать в открытую, вы вынуждаете страх окружающих искать обходные пути. Изощряться. Эволюционировать. Проявляться там, куда вы не смотрите, в том, что вы не спросите. В конце концов, вы защищены только от слов. Не от мыслей и, как наверняка покажет время, не от поступков. Но знаете, у кого еще, госпожа Дедал, есть такая нездоровая тяга к мифологизации правды? У неудачливых матерей. Вот уж у кого высокоморальные обмазывания становятся единственным способом убедить окружающих не совершать их ошибки. Так они получают хоть какую-то иллюзию контроля. Это бьет по самооценке, верно, госпожа Дедал?

– Роман! – изумился Лак Бернкастель. – Ты понимаешь, что гово…

И осекся, увидев лицо Ольги.

Она медленно поднялась. В стиснутых пальцах я заметил папку, которую она точно не собиралась читать.