Функция: вы

– В мире не так много вещей, за которые стоит бороться, но мы все равно придумали миллионы способов борьбы. И каждый делает то, что хочет, и повторит это тысячу раз, был бы ресурс. Мой же ресурс… был утрачен. Безвозвратно. Я просвистела собственную жизнь, отказалась от радости, близких, от нового продолжения, наказывая себя за то, чему не смогла помешать… А ведь так много можно бы сделать… Не ради, а вопреки. Так многого достичь… Но мой самолет несется к земле, уже горит фюзеляж, и скоро меня смоют в унитаз, хотя я, блин, просила о Гималаях. Так что я делаю. Просто делаю. Чиню краны у соседей, готовлю севиче пятью способами, херачу Яну эти докторские и Хольду… делаю, делаю, делаю. Падаю и делаю. Корчусь и делаю. Просыпаюсь и делаю. Не могу уснуть и делаю. Это действительно как у Юрия, и, как Юрий, я жду расплаты, черной хтонической депрессии, которая наконец даст мне повод сигануть с семидесятого этажа – но хрен бы там. Нет мне покоя, пока я хочу того же, чего хочет эта ваша искра.

Господи, конечно. Я медленно откинулся на спинку стула. Дело не в искре – точнее, еще как в искре, тысячу раз в ней. Но качественное изменение личности, о котором шло столько разговоров, происходило не потому, что с искрой было что-то не так. Просто она искала. Просто безнадежный, переживший большую трагедию человек тоже искал. Условие выполнялось, и воля синтропа, сформировавшая атрибут, – эта чертова консольная команда, – наконец запускалась, чтобы тем успокоить их обоих.

Я не сразу услышал, как снова открылась входная дверь.

– Наконец-то. – Роман Гёте скучающе глядел в потолок.

Ольга внесла себя в комнату с обреченностью человека, прибывшего на собственный расстрел. Обойдя стол, она выдвинула стул, поколебавшись, села и только тогда сказала неестественно глухим, упакованным в пупырчатую пленку самообладания голосом:

– Прошу прощения. Что я пропустила?

Я молчал, не глядя на Ариадну. Но сейчас это значило больше, чем любой взгляд, которым я просил бы ее быть на моей стороне.

– Полагаю, Мерит Кречет непричастна к похищению искры, – наконец промолвила она. – Но это не значит, что ей можно доверять.

– Да что ж нас все переоценивают… – хмыкнула Мерит Кречет, потянувшись за кофе Лака Бернкастеля.

Ариадна взяла в руки новую папку и раскрыла ее на последней странице. Я увидел закатанный в глянцевый файлик лист, мятый, но тщательно разглаженный, с рубцами сгибов поперек. Было похоже, что его долго держали сложенным вчетверо.

Ариадна придвинула папку ко мне. Я рассеянно передал ее Ольге.

– Что это?

Я и сам не понял, увидев список. Четыре десятка городов, написанные в столбик от руки. Напротив каждого стояли двузначные цифры.

– Причина конфликта Минотавра с Обержином.

Нью-Йорк – пятьдесят восемь, Барселона – сорок девять. Москва, Новосибирск, и так далее… Я вздрогнул, узнав круглые, как пушечные ядра, цифры и гласные.

– Это его почерк…

– Это города, в которых есть лабиринты. По всему миру.

Я скользнул взглядом вниз-вверх, нашел наш, увидел цифру.

– Это мы… – выдохнула Ольга, глянув туда же. – Сколько нас.

– И наших контрфункций.

Мерит Кречет смотрела на список, не отрываясь.

– Зачем?.. – Ольга поднесла папку к лицу. – Почему? Зачем ему сообщать вам это?

– Что конкретно декомпозирует искра? – спросила Ариадна.

Я перевел взгляд на отца Кристы. Он глядел на нее, неприкрыто выжидая, что по меркам его низкочастотных эмоций, должно быть, означало гигантский интерес. Как будто этот момент был заявлен в программе. Как будто он пришел только ради него.

– Какую часть госпожи-старшего-председателя вы используете как препарат для «Эгиды»? – продолжила Ариадна.

– Чего? – Мне показалось, что я ослышался.

И Ольге, похоже, тоже. И Лаку Бернкастелю.

– Отлично, – выдохнул Роман Гёте. – Не пришлось играть в шарады.

Я уставился на цифры, пытаясь разглядеть в них то, что увидела Ариадна.

– Полагаю, семьдесят лет декомпозиции ядром-тау навели госпожу-старшего-председателя на вариации в рамках одного подхода. Искра декомпозирует ее ткани до препарата для импланта. Учитывая место имплантации, допущу, что это мозговое вещество. Декомпозируя, искра оставляет мозг госпожи-старшего-председателя условно целым, а значит, живым. Все то же самое, что с ядром-тау. Те, кому вживляется имплант, получают ее присутствие в качестве бонуса. Вы распределяете ее мозг на несколько человеческих тел… Иными словами, делаете ей функции.

– Гибрид, – мгновенно среагировала Мерит Кречет, – не цель, а средство. Ее клетки – единственный способ заставить атра-каотику-сумму привиться нужным образом.

Роман Гёте поднял раскрытую ладонь:

– Давай я. Здесь стоит быть убедительным.

Лак Бернкастель смотрел на них обоих без проблеска прежней любезности.

– Ты знал? – спросил он.

– А ты нет? – Отец Кристы не потрудился удивиться. – Уникальный в своем роде специалист по катастрофам, ты здесь, чтобы засвидетельствовать безопасность импланта перед наблюдательными советами. Все.

На это Лак Бернкастель удивился сразу за двоих: