Функция: вы

– Уйти, – повторяет она, мягко касаясь моей щеки. – Если найду, чем их занять вместо себя.

Габриэль тоже придвигается. Наши пальцы перепачканы золой. Город за краем крыши мерцает великолепным, краснокирпичным равнодушием.

– Это было зимой. Они ушли на блошку за стульями, а принесли тебя. Вот так просто, прикинь? Будто ты прилагался к стулу, как чехол. Доктор Фольц осмотрел тебя и сказал, что тебе около двух и что, скорее всего, у тебя будут задержки в развитии. Они не расстроились. Мне кажется, они этого хотели. Чтобы с тобой было еще тяжелее, чем со мной. Они искали страданий и трудностей. Такова была их сделка с богом.

В коридоры возвращаются звуки. Один голос заменяет собой десятки других, тепло, и доброта, и любовь которых были придуманы. Правда заполняет второй ряд телевизоров.

Ариадна лежит на полу.

Шарлотта хочет закончить начатое, но это не имеет значения. Я смотрю глубже. Я ищу. Я должен знать, куда она сбежит, что будет делать дальше.

Шарлотта думает: не разочаровывайся во мне, не смей, слышишь? Это похоже на молитву. Она остается без ответа.

Шарлотта злится: это не я, ты же видишь, не я все испортила. Этим она оправдывается, склоняясь надо мной.

Шарлотта помнит: я умру за тебя. Это ее план до конца недели. Уворачиваясь от руки, я цепляюсь за эту мысль, разворачиваю в обратном направлении, как туго скрученную струну, и ищу засечки причинно-следственных связей – решений, приведших ее сюда.

– Я ненавидела тебя, – шепчет Габриэль. – Когда они не видели, я тебя щипала, и тыкала, и даже резала несколько раз. Но ты не реагировал. Ты был в своем мире, внутри этой задержки в развитии, и за это я даже думала тебя убить. Потому что ты отнял у меня неведение. Потому что, когда они принесли тебя вот так, как котенка в газетке, я вдруг поняла, что им не впервой. И ночные кошмары, от которых я отмаливалась по четыре часа в день… Я поняла, что они реальны. Они говорили, что на все воля господа, но благодаря тебе я вспомнила – на все воля людей. Я ненавидела тебя годами, так крепко, что у меня не оставалось сил даже на кошмары. Пока однажды не проснулась и не поняла, что ты, пусть и с этим ненастоящим именем, и со своей святой убежденностью, что мы в порядке, ты – единственное настоящее, что у меня есть.

Коридоры вибрируют, наполняясь электричеством. Шаровые молнии плывут, как буйки. Самообман – мозаика тысячи кусочков со сглаженными углами и проигнорированными мелочами, и нужно по-настоящему много душевных сил, чтобы сцепить намертво то, что не имеет логических связей.

Сегодня они нужны мне все.

– Мы всего лишь отработанное благодеяние, – целует меня Габриэль. – Два добрых поступка в рамках сделки с богом. – (Я целую ее в ответ.) – И не важно, кому они врут, нам, себе или ему, говоря, что любят нас так же. Они любили нас от отчаяния, а их будут любить от любви. Сделка закрыта. Теперь у этой семьи новая жизнь и долгожданные, здоровые ангелочки, у которых не будет ни кошмаров, ни задержек в развитии. В конце концов, они и правда как две зефирки, да? Я бы любила их, если бы не хотела придушить.

Шарлотта вскрикивает. Мне удается ее укусить, хотя, конечно, это сильно сказано. Убрав пальцы от глаза, она вцепляется мне в шею обломанными ногтями и улыбается: нежно, бесчеловечно. Я не дергаюсь. Я терплю. Я послушно смотрю в ответ – и наконец вижу.

Она планирует спрятаться там, где ее никто не найдет. Она верит на слово, что есть такое место. Две искры у нее, остальные – не ее часть плана. Третья – ядро-тау, с ним все понятно, а вот последняя… Я знаю, где она. Я знаю, что, если долго идти по коридорам лабиринта, не там, где обычно, а через гончарные мастерские и библиотеки, сквозь янтарные комнаты и убранства разрушенных храмов, можно прийти в коридоры хранилища. И я знаю, что нужно пройти двенадцать каменных стеллажей с атрибутами, чутко дремлющими в ожидании созвучной воли, чтобы выйти к небольшой нише, в которой столь же чутко дремлет пыточный стул. С телом, восседающим на нем, он напоминает трон. Я знаю, что тело не дышит четыреста лет, но в пробитой груди его живет дивный новый мир. Я знаю, что последняя искра тоже внутри, как всегда была, как три другие были, пока инородная пассионарность, занозившая их, не стала инструментом в перекраивании фундаментальных физических законов. Я знаю, что приду за ней последней. Я знаю, с ней не будет проблем.

Чего я не знаю, так это того, что госпожи М. в лабиринте больше нет.

Чужое присутствие сдвигает воздушные массы. Что-то огромное, властное заслоняет Шарлотту, обволакивая ее разум нечитаемым вакуумом. Но знание есть знание. Оно необратимо. Теперь я знаю. А оно знает, что я знаю. И для Шарлотты, чей секундный ужас сменяется на яростный восторг, это оправдывает все, что она сделает со мной.

Ариадна лежит на полу. Но я больше этого не вижу.

– Не дергайся, – поет Шарлотта.

– Будь со мной, – шепчет Габриэль.

– Проснись, – умоляю я.

Не для всех это вопрос личного выбора.