Стена не поддавалась. После четырех часов сна магия встроенной мебели казалась непостижимой. Из сонного и отупевшего я превратился в невыспавшегося и отупевшего.
– Почему ты думаешь, что сможешь найти ее?
– Я не думаю. По правде, даже не планирую.
– Тогда зачем? Встреча с Мерит Кречет раньше твоего отката. Тебе надо отдохнуть.
Я что-то нащупал – и стена, поддавшись, щелкнула. Панель плавно отъехала, раскрывая занавешенную одеждой черноту. Свою куртку я нашел на ощупь.
– Тебе нельзя так уставать. Это плохо кончится.
– Я закажу такси. Ну, к тем большим воротам. И посплю еще немного по дороге. Все будет хорошо.
Из-за того, что Влад облил нас вином, мне опять пришлось влезть в траур. Обычную одежду он закинул в стирку, но без него я не знал, где ее найти. Я кое-как вполз в куртку. Сквозь глухую стекловату недосыпа прокарабкалась мысль, что обувь, кажется, нужно было искать первой.
– Справа, – подсказала Ариадна, когда, покрутившись на месте, я окончательно завис. – Да, вон там.
Шнуровался я молча, под гудение аквариумов. Под сенью прохладной Ариадниной тени. Она стояла так близко, что гасила все неоновые отсветы, и так, в сумраке, без наводящих вопросов, Ариадна перешла к главному:
– Ты знаешь, что он скрывает?
– Возможно.
– Что?
– Что-то очень маленькое, если делать непонимающий вид.
Я шумно вздохнул и, выпрямившись, посмотрел в ее мерцающие океаном глаза.
– Надеюсь, он скрывает это. Все – это. Историю про Фальсификатора. Про женщину с картины, которую мы, черт возьми, видели рядом с ним в пятницу. Но если это значит, что, проснувшись, он первым делом спросит о ней – не о нас и искрах, не о том, что мы пережили, спасая его, – а о своей якобы таинственной гостье… Черт. Я просто должен знать.
Ариадна помолчала, затем сказала:
– Ты злишься.
– Не знаю. Наверное.
– Михаэль. Это не вопрос.
Не зная, куда деть себя, я принужденно улыбнулся:
– Так по-идиотски. Пару дней назад я боялся зайти за тобой в маленький рыбацкий домик, а теперь, когда нужно сидеть тихо и не рыпаться, куда-то несусь.
– Ты хочешь знать правду. Иначе бы уджат не работал. Но когда ты понимаешь, что правда причинит боль, то дольше собираешься с силами.
Я промолчал. Я никогда так об этом не думал.
– Априкот? – спросила Ариадна.
– Да. На всякий. – Я похлопал себя по карманам. – Буду звонить Владу, если что. Ты тоже. Ну. Если что.
Она ничего не пожелала мне вслед. Не знаю, было ли это плохим знаком, или же я не расслышал голос сквозь гул недосыпа, но на переживания об этом моих сил не хватало. Все их я перебросил в ноги.
Ариадна была права. Как всегда. Телу требовалось поспать, но мозг ворочался грудой пышущих шестеренок. Женщина в синем платье. Женщина с вышивкой в руках. Женщина с белыми, текучими, как листы платины, волосами, чье лицо скрылось под широким капюшоном, когда Минотавр сказал:
– Фиц… Выведи мою таинственную гостью…
Какое уж тут «поспать».
Да, это казалось невозможным, но было фактом. В пятницу на пороге мансарды мы с Ариадной видели женщину с картины Фальсификатора – госпожу М. Манера художника была слишком реалистична, чтобы допустить сомнения. Минотавр привел в лабиринт существо, каким-то образом связанное с троицей, и теперь, без Хольда, оно могло быть где угодно, делать что угодно, хотеть чего угодно, и… Что ж. Я знал, с чего начать, чтобы выяснить хоть что-нибудь.
Но было еще кое-что. Помимо досады, и смятения, и печального узнавания чужих, изматывающих нервы привычек, – я вдруг понял, что почти три года верил в ложь. По словам Эдлены, Минотавр пришел к ней так же осенью. На самом деле, подсчитал я, не так же, а чуть раньше – в конце сентября. Три года назад, в это же время, он месяц как паломничал по лабиринтам, и все уже вслух обсуждали, что открытки с живописными европейскими видами лишь намеренно запутывают следы. Он не был функцией Дедала, у него отняли нормальную жизнь и будущее, а значит, все, что Хольда Ооскведера держало в годы максимально истончившихся связей с нами, – это маркер Минотавра. Но и с ним, почему-то думали все, он найдет способ справиться.
Я тоже так думал.
В конце декабря, когда Мару дозвонился до него и сообщил, что́ случилось с Ариадной и Стефаном, Фебой и Константином, Минотавр вернулся другим. То есть он и прежде был невыносим, но теперь бросался на каждого встречного, глушил виски, наверное, бочками и месяцами не выходил на улицу. Тогда же он перестал спать. В довершение всего человек, который открыто заявлял, что Дедал присвоил наши жизни, воспользовавшись минутной слабостью, а не осознанным согласием, позволил Фицу с Элизой совершить перестановку функций за пассионария, чьего имени они даже не знали. Просто так, технически, чтобы они могли спрятаться в месте –