Für Elise (СИ)

— Ты даже не представляешь, чего мне стоило уговорить барона нас дождаться, — сказал он, когда на тёмном небе начали проявляться еще более темные очертания замка, среди которых, точно звезды, теплели желтые огоньки окон. — Он, в конце концов, уже старый. Наверное, спать ложится ещё до заката.

— Я наоборот слышала, что старые люди спят очень мало, — хмыкнула Элиза. Страх, сковавший ее во дворе, отступал, уступая место мерзкому чувству волнения. — А может, он и вовсе упырь и на закате только просыпается.

— Чур тебя! — выругался верховой. — У нас свои чудовища есть, не хватало нам еще упырей.

— А что ты думаешь, у упыря не должно быть его упыриной свиты? Наоборот. Ему как раз удобно, чтобы кто-нибудь ему ловил в лесу жертв.

— Замолчи, девочка! — Габриэль по-настоящему побледнел. — В таверне я такие речи еще могу понять, но здесь — здесь не наше царство, понимаешь? В лесу свои законы.

— Конечно, свои, — Элиза, неожиданно для себя, развеселилась. — Зайцы едят траву, волки едят зайцев, волков должны есть люди — хотя, конечно, не едят, — а людей хватают Собиратели и приводят упырю, который их ест!

Элиза представила себе барона — в красном камзоле, чтобы не было видно, если он вдруг прольет кровь из своего кубка в виде черепа, с торчащими клыками, ужасно морщинистым лицом и заостренными ушами. Маргарет, если ей описать такого, завернулась бы в одеяло и побоялась бы носа высунуть, но Элизе впервые за долгое время было по-настоящему весело.

Под неодобрительные вздохи Габриэля и шелест листвы, они добрались до замка. Каменная громада, которую Элиза до этого видела только издалека, когда поднималась на холм на другой части Альтштадта, возвышалась над ними во всём своем грубом величии. Тяжелые створки ворот были приоткрыты, приглашая их в освещенный факелами внутренний дворик. После леса, где то и дело раздавались непонятные шорохи и завывания, здесь было оглушительно тихо. О том, что в замке есть жизнь, говорили только горящие факелы и свежее сено в кормушке, заготовленное специально для Грома. Габриэль говорил, что у барона нет слуг, но Элиза представить не могла, чтобы знатный человек лично заботился о таких мелочах.

Габриэль поставил Грома в стойло и остановился перед тяжелыми внутренними дверями, отряхивая плащ от пыли и зацепившихся по дороге веток и репьёв. Элиза последовала его примеру, хотя её внешнему виду помочь было трудно: вся измазалась в земле; растрепалась; так ещё и тащила за собой пыльный мешок из-под картошки. От мысли, сколько всего ей придется перестирать, после сегодняшней ночи, становилось жутко. Верховой оглядел ее и весело подмигнул. Здесь ему было куда спокойнее, чем в лесу, но Элиза не разделяла его настроя. Волнение, притаившееся до поры до времени, накатило с новой силой. Она представить толком не могла, что ее ждало внутри.

Габриэль толкнул дверь и зашел первым. Элиза проскользнула следом и вздрогнула от скрипа и грохота, раздавшегося за ее спиной. Внутри замка было светло, но пыльно. Конечно, мусора здесь не валялось, но сразу было видно, что не убирались здесь давно.

Барон Александр фон Бренненбург сидел на стуле, откинувшись на спинку и опираясь на дорогую трость с костяным набалдашником. Увидев его, Элиза почувствовала некое разочарование, смешанное с облегчением. Лицо у него было не такое уж и морщинистое, хотя Габриэль описывал его чуть ли не как живую мумию, бледное, но с живыми глазами разных цветов. Не было ни кубка в виде черепа, ни клыков, ни кроваво-красного камзола — одет он был только в белую рубаху с кружевными рукавами и жилет.

— Вы приехали позже, чем мы договаривались, — он поднялся и подошел к ним. Элиза опустила глаза. Она слышала, что благородные не любят, когда на них долго смотрят. — Что-то вас задержало?

— Да, милсдарь, — извинился Габриэль, прижимая к груди свою потрепанную шляпу. — Непредвиденные… обстоятельства.

Барон критическим взглядом оглядел сначала уставшего до смерти верхового, а затем переключился на нее. Элиза смутилась, разглядывая носки туфель. Что-то физически не давало ей поднять голову. «Не мумия, — подумала она, считая пятна от воска на ковре. — Мартышка. Седая, богатая мартышка».

— Вы должны учесть, фройляйн Циммерман, что работать Вам придется много, — произнес барон, отходя на несколько шагов, и она наконец смогла взглянуть на него. — Пусть в замке и куда меньше жилых комнат, чем может показаться, они не в самом лучшем состоянии.

«Точно не хуже, чем дома», — хмыкнула Элиза, но вслух ничего не сказала. Габриэль дернул ее за рукав, намекая, что она должна наконец открыть рот. Он все хвалился в городе, что с бароном они чуть ли не друзья, а оказалось, еле-еле мямлит, когда его спрашивают. Хвастун!

— Я умею работать, господин, — произнесла она хрипло. — Так значит, Вы меня берете?

— Габриэль рассказал мне о вашей ситуации, — ответил Александр холодно. Элиза прикусила щеку изнутри. — Вам повезло, что я как раз собирался искать горничную.