Für Elise (СИ)

Упоминание барона подействовало. Подобрав осколки, Герих, все так же не поднимая головы, быстрой неловкой походкой ушел, оставляя после себя запах алкоголя. Только когда он скрылся за поворотом, Элиза смогла хоть как-то успокоиться. Рядом с извозчиком она чувствовала себя так, будто разговаривала с деревенским дурачком — было жутко, неловко и брезгливо. Масла в огонь подливало то, что она никогда не видела его глаз — даже когда он отвозил барона в Кёнигсберг, Элиза видела только нижнюю часть лица, изуродованную шрамами. В духе Александра было брать такую страхолюдину с собой в столицу, пугать непривыкших к уродству горожан и поддерживать свой образ загадочного отшельника.

Одеревеневшими руками она собрала оставшиеся черепки и кое-как вытерла пятно на полу. Обычные дела отвлекали, возвращая в реальность, которая, по сути своей, нисколько не изменилась: замок остался таким же, как был, только покрылся слоем пыли, осыпавшейся с потолка. Второго удара тоже ничего не предвещало, хотя он мог возникнуть так же внезапно, как первый.

Не зная, куда деться, Элиза решила выйти в зал и подождать Александра там. Кроме горсти мелких камней, валявшихся под местом, где раньше были каменные перила, только одна вещь напоминала об ужасе, который пережил замок: Гертруда молчала. Мраморное лицо с приоткрытым ртом тупо смотрело вперед, на дверь баронского кабинета, и не выражало ничего. Элиза подошла к фонтану, чтобы проверить получше, и обнаружила, что вода, оставшаяся на дне ракушки, помутнела и отдавала железом.

— Бедная, — шепнула она тихо, положив руку на каменное крыло. — Что с тобой случилось?

Встав на цыпочки, Элиза заглянула в отверстие, откуда вытекала вода, и заметила, что оттуда что-то торчало. Подтянувшись и обняв Гертруду за шею, чтобы не упасть, она встала на край ракушки и посмотрела поближе — оказалось, даже туда забился сгусток плоти, с которыми Элиза боролась все это время. Идти до лаборатории она побоялась, поэтому принесла с кухни старый нож, которым никогда не пользовалась. Поковырявшись немного и чуть не упав в грязную воду, она наконец достала изо рта Гертруды плотный комок, плюхнувшийся на дно ракушки и позволивший воде — чистой, ничем не пахнущей, — хлынуть веселым потоком.

— Хоть тебе я могу помочь, — спустившись, Элиза беспокойно усмехнулась. — Без тебя здесь совсем плохо.

Журчание воды нарушило глухую тишину, окутавшую Бренненбург, и Элиза наконец смогла вернуться к себе. Ей все еще было страшно, но уже не так сильно. Распахнув окно, Элиза подставила лицо теплому августовскому ветру, а после, не раздеваясь, легла на кровать. Она надеялась, что сможет задремать и когда проснется, Александр уже вернется и наконец-то объяснит, что произошло.

Элиза не поняла толком, уснула она или нет, но когда она открыла глаза спустя время, казавшееся одновременно необыкновенно долгим и в то же время — пролетевшим за секунду, было уже темно. Из открытого окна доносился стук — кто-то долбил в ворота, прямо как два месяца назад, когда она только обживалась в замке и больше всего на свете боялась, что за ней придет отец.

Выйдя в коридор, Элиза, прямо как тогда, увидела у окна барона. Опершись на трость, он смотрел на ворота, в которые кто-то стучался и звал то его самого, то Элизу. Прислушавшись, она узнала голос — это был Габриэль. Может быть, землетрясение дошло до самого Альтштадта, и он решил приехать и проверить, все ли с ними в порядке, а может произошло что-то еще.

— Господин. — Элиза встала рядом с ним, глядя во двор. В прошлый раз толпа была такая, что ее было видно, но сейчас верховой, скорее всего, был один. — Мне пойти и спросить, что ему нужно?

— Нет, — ответил Александр, не поворачиваясь. Опустив глаза, Элиза заметила, что по его руке бежала тонкая струйка крови, с такой силой он сжал набалдашник с острым клювом.

— Господин барон! — ахнула она, хватая его за рукав. — С вами все хорошо? Я могу что-нибудь…

— Все нормально, — отмахнулся Александр, доставая из кармана платок и заматывая им ладонь. — Это вас не касается, фройляйн Циммерман. Идите к себе.

Элиза снова взглянула в окно. Стук не прекращался ни на мгновение, как и крики, хотя ей казалось, что с каждым разом голос Габриэля становился все более охрипшим. Барон выглядел совсем плохо: погруженный в свои мысли, он как будто не понимал, что на самом деле происходит, и не мог рассуждать здраво.

— Он не уйдет, господин, — возразила Элиза. — Позвольте мне пойти и поговорить с ним.

— Нельзя.

— Почему?

— Это опасно. Неизвестно, что с вами случится.

— Я буду осторожна, обещаю. Я не буду открывать ворота.