Фургончик с мороженым доставляет мечту

Страх действительно растворился. Сдался под напором фальшивого пения Даниэля. Сольвейг сама не заметила, как присоединилась к нему, напевая вместе с дождем. В груди разлилось тепло, точно от чашки горячего чая с малиной. Ей больше не хотелось повернуть назад.

Дождь прекратился внезапно, безо всякого предупреждения. Выплеснув добрую часть мировых запасов воды, он ушел в направлении Варны. Небо прояснилось, и воздух наполнился запахом прибитой пыли.

* * *

Русе показался на горизонте облаком света в густеющей тьме. Домики на окраинах спали, их покой охраняли постовые-фонари. Где-то выли собаки и шипели, затевая драки, уличные коты. Сверху на город взирал тонкий серп новой луны. Даниэль притормозил, заметив у обочины мужичка, который тащил куда-то два небольших вертлявых мешка – по одному в каждой руке.

– Нужно спросить дорогу.

Сольвейг приоткрыла дверь и окликнула его:

– Добрый господин!

Он обернулся, застыв в свете фонаря. Вертлявые мешки в его руках превратились в чрезвычайно недовольных котов. Мужичок держал их за шкирки, но котов больше занимала собственная вражда: они шипели и махали лапами, пытаясь достать друг друга. Хвосты яростно извивались, то и дело молотя мужичка по рукам.

– Ой, за что ж вы их так? – ахнула Сольвейг.

Мужичок оказался крайне словоохотлив, будто ему давно хотелось излить наболевшее в чьи-нибудь уши.

– А как же, госпожа? Вот этот, – он поднял повыше рыжего с разодранным ухом, – обрюхатил соседскую кошку. А этот, – кивнул на серого, – не успел. Вот и дерутся почем зря. Любовный треугольник у них, понимаете ли! И всякий раз у меня под окнами. А там, знаете ли, моя морква растет. Я ее и удобрял, и полол, каждый сорняк выдернул! Только от этих вот спасу нет! Медом им, что ли, намазано?!

– А что же забор? – удивился Даниэль, подавшись вперед. – Не спасает?

– Так за забор и несу, они ж мои.

Сольвейг рассмеялась:

– Вот напасть!

– Да еще какая! Все, продам на шерсть и потроха! – услышав это, коты притихли и безвольно обмякли.

– Может, не надо?! – воскликнула Сольвейг.

– Да что вы, госпожа, что вы, – мужичок разулыбался, отпустив присмиревших драчунов. – Разве ж можно, родную животину? Пугаю я их так. Видали? Сразу и пыл остыл. Я ведь один совсем, как Марийка моя померла. Уж она зверье любила. И я люблю, куда ж от них денешься? Эти вот сами прибились. А ежели кот сам тебя выбрал, гнать его – дурная примета.

Коты принялись тереться о ноги хозяина, вымаливая прощение. Он наклонился и любовно почесал подставленные головы – рыжую и серую.

– А что это у вас за машина такая? – спросил мужичок, с интересом разглядывая розового монстра.

– Фургончик с мороженым! – гордо ответил Даниэль.

– Прям с настоящим?

– Конечно!

Мужичок поразмыслил и махнул рукой:

– Нет, нам бы фургончик с колбаской.

Коты чинно уселись у его ног с двух сторон, точно величавые сфинксы, и принялись зализывать раны.

– Добрый господин, – повторила Сольвейг, вспомнив, о чем хотела спросить. – Не подскажете нам, как добраться до гостиницы?

– Конечно, подскажу, отчего не подсказать? Езжайте прямо, потом налево, потом еще прямо, там и увидите – здоровенная такая, «Болгарией» зовется.

– Спасибо вам!

– Это всегда пожалуйста!

Мужичок развернулся и пошел обратно. Коты последовали за ним, задрав хвосты, – разногласия были забыты.

– Ну что, молочка и на боковую? – услышала Сольвейг. Даниэль, усмехнувшись, завел мотор.

Ночная жизнь в центре Русе походила на карнавал. Сольвейг смотрела в окно, затаив дыхание. В Варне она предпочитала оставаться дома после захода солнца и за пятьдесят лет ни разу не выбралась на вечерний променад. Здесь же повсюду сияли огни, нарядные дамы и господа прогуливались, изучая достопримечательности, наслаждаясь прохладой после жаркого дня и прошедшей грозы. Летние кафе, которые раскинулись прямо под открытым небом, манили ароматами всевозможных яств. Жареное мясо, вареная кукуруза, запеченный картофель. И, конечно, десерты: освежающее мороженое, сладкие пирожки, тягучая карамель, горячий шоколад… Все это витало в воздухе – запахи смешивались с радостными голосами, смехом, дребезжанием автомобилей, – и дарило ощущение нескончаемого праздника. Сольвейг пообещала себе, что обязательно пригласит Даниэля на прогулку, как только они отдохнут с дороги.

Гостиница «Болгария» грузной махиной возвышалась на пересечении двух улиц, не заметить ее было попросту невозможно. Окна уютно сияли, а у входа, скрытого козырьком, теснились разномастные автомобили – «Болгария» явно пользовалась популярностью у состоятельных господ. Сольвейг усомнилась, смогут ли они с Даниэлем позволить себе ночлег в столь роскошных апартаментах? Видно, мужичок-кошатник редко бывал в этой части города и назвал единственную известную ему гостиницу.

– Не переживайте о деньгах, фру, – сказал Даниэль, прочитав все по ее лицу. – Скорее стоит беспокоиться о том, что все комнаты заняты.

– Вам повезло! – круглолицый и румяный портье за стойкой всплеснул руками. – У нас остался один свободный номер!

– Но… – начала Сольвейг, однако Даниэль остановил ее:

– Я уступлю вам кровать.