Фургончик с мороженым доставляет мечту

«Навсегда…» – Сольвейг мысленно покатала слово на кончике языке, не решаясь произнести вслух. Ничто не вечно, и не было вечно, но «навсегда»… «навсегда» маячило на горизонте, стоило лишь открыться навстречу.

– Простите, но на сегодня башня закрыта, – отчеканил служащий. Это был высокий, худой и твердый, точно земля под ногами, человек. Несмотря на решительный вид, он выглядел уставшим.

– Месье, прошу вас… – Даниэль почему-то смутился. В свете, излучаемом сотней электрических лампочек, украшавших башню, Сольвейг заметила, как покраснели его щеки и шея.

– Моя смена окончена, – человек не дрогнул.

– Месье, умоляю, – Даниэль отвел его в сторонку и горячо зашептал на ухо. Сольвейг не могла разобрать слов и просто следила за тем, как менялось выражение сурового лица. Порывшись в карманах, Даниэль вытащил несколько монет и протянул человеку, но тот отказался, бросив на Сольвейг короткий взгляд.

– Хорошо, – согласился он, вернувшись на свое место следом за Даниэлем. – Но только потому… – человек осекся на полуслове.

– Спасибо, огромное вам спасибо! – Даниэль схватил его руку и принялся трясти.

– Удачи вам, – он окончательно смягчился. – И прошу, не высовывайтесь из кабины на ходу.

– Что вы, месье, – заверил его Даниэль, – ни в коем случае.

Подъем был недолгим, но ветер действительно пробирал до костей. Механизм угрожающе поскрипывал, лампочки мерцали. Служащий остался внизу, превращаясь в крошечную черную точку. Сольвейг прижалась к Даниэлю, не то от страха, не то от холода. От него успокаивающе пахло ежевикой и сушеным лавром. Он обнял ее, и все чувства вновь обострились, нахлынув волной, грозящей обрушить на землю хрупкое, смертное тело.

– Как же хорошо! – тихо прошептала она.

Весь город мерцал. Он походил на застывший во времени фейерверк: огни сияли повсюду, сколько хватало глаз. Красные, желтые, синие, белые, они искрились и переливались в своей неподвижности. Все было так, как говорил Даниэль: безумный ветер бушевал, с непривычки закладывая уши, хватая за волосы и платье. На краткий миг Сольвейг пожалела, что не надела брюки, по примеру мадемуазель Шанель, и усмехнулась себе под нос.

– Свободная, она ведь может взять То, что дарует в долг детям свободы[23], – голос Даниэля она услышала четко и ясно.

– А я уж думала, вы совсем позабыли о Шекспире.

– Ну что вы, фру, как я могу… – Даниэль рассмеялся, и ветер подхватил этот смех.

– Вы истинный англичанин.

– Именно об этом я хотел спросить вас… – он вдруг сделался серьезным, развернув Сольвейг лицом к себе. Глаза лихорадочно блестели. «Как у отца, когда он собрался в море за своей мечтой», – мелькнула зловещая мысль.

– Об Англии? – Сольвейг улыбнулась, отогнав тревогу. – Что ж… Англия показалась мне весьма интересной. Не такой, как Франция, но…

– Фру… – Даниэль прервал ее, – я не шучу.

– Я верю вам.

Он провел пальцем по ее губам, очертив линию до подбородка.

– Вы не хотели бы… отправиться со мной в Англию?

– Только если с нами поедет Дракула.

Сольвейг зажмурилась – от ветра выступили слезы. Поцелуй настиг ее стремительно, горячо и развеял все сомнения. Сладкая карамель послевкусием крем-брюле раскрылась на языке. Сильные руки оставили цепочку следов на спине. Страсть и настойчивость, с какой он целовал ее, окончательно пробудили нежность. Сольвейг отвечала, жадно отзываясь на каждое прикосновение. Отвечала, вновь и вновь теряя и обретая себя. «Навсегда» стремительно приближалось, хоть достичь горизонта не представлялось возможным.

Когда Даниэль прервался, она ощутила легкое покалывание и холодок на губах, словно они осиротели без его ласки. Словно были предназначены лишь для одного. Ночь окончательно пленила Париж, заключив в объятия целый город и двоих влюбленных.

– Знаете, – сказала Сольвейг, ловя ртом воздух, – а ведь если моя мечта исполнилась, мне больше не о чем мечтать.

Легкая грусть защипала под ребрами.

– Не беда, – ответил Даниэль. Он заправил непослушный локон ей за ухо. – Мы обзаведемся новой мечтой, и она непременно будет лучше прежней.

Сольвейг выдохнула и спросила, как тогда, на пляже, где одичавшие чайки пытались свить на голове Даниэля гнездо:

– Значит, Лондон?

– Лондон.

– Отлично. Мне давно пора навестить старину Шекспира.

– Как?! И он отдал вам свою мечту?!

– Я шучу, – Сольвейг звонко расхохоталась. Впрочем, едва ли Даниэль поверил. Жан-Поль-Жак – с усами или без – был прав. Новая жизнь – это всегда путешествие.

Благодарности

Дорогой читатель!

Обычно в конце книги принято благодарить людей, которые помогли ей увидеть свет, но этих людей я имею счастью поблагодарить лично. Поэтому здесь я хочу поблагодарить тебя. Спасибо, что доверился незнакомому имени на обложке и отправился со мной в это путешествие! Надеюсь, я смогла привнести в твои будни капельку волшебства. Для меня очень важно, что ты сейчас улыбаешься. Важно, что эта книга стала твоим спасением в дороге или просто скрасила вечер.