Фурии Кальдерона

Да, но следующего новолуния придется ждать несколько недель. Мараты нанесут удар задолго до этого срока – нападут на гарнизон, а потом на все оставшиеся без защиты домены долины, включая его родной. На мгновение Тави представил себе, как возвращается домой лишь для того, чтобы застать домен в руинах, с повисшей в воздухе вонью горелого мяса и паленых волос; чтобы отворить тяжелую створку ворот и спугнуть тучу воронья, пирующего на обезображенных телах знакомых ему с детства людей. Его тети. Его дяди. Фредерика, Беритты, старой Битте и многих, многих других.

Его снова затрясло – не от холода, а от внезапного осознания того, что он не может отвернуться от всех этих людей. Если он вернется с этим дурацким грибом и тем самым подарит своей семье больше шансов выжить, значит он должен сделать все, что в его силах, чтобы принести его. Он не может вернуться прямо сейчас, он не может повернуть назад, пусть это и означает для него самого смертельную опасность.

Он может окончить свою жизнь, как тот ворон, – погребенным в кроче, поедаемым заживо. Какое-то мгновение он не мог думать ни о чем, кроме светящихся глаз Хранителей. Их было слишком много. Они оставались здесь, поблизости, они сгрудились у догоравшего уже огня, копошась беспорядочной кучей, переползая друг через друга. Кожистые панцири их издавали при трении друг о друга противные, скрежещущие звуки. И запах… От них пахло чем-то зловонным, едким, неземным. Стоило Тави понять, что он чувствует их запах, как ему сделалось еще больше не по себе.

– Я должен идти, – сказал Тави.

– Ты умрешь, – просто сказала Китаи. – Это невозможно.

– Я иду.

Она пожала плечами:

– Что ж, это твоя жизнь. Погляди на себя. Ты же дрожишь так, что зубы стучат.

Ее странные светлые глаза всматривались в его лицо. Она не задала вопроса вслух, но он понял ее и без слов: «Зачем?» Он прерывисто вздохнул:

– Это не важно. Не важно, что мне страшно. Я должен достать этот проклятый гриб и вернуться. Это единственное, чем я могу помочь своей семье.

Долгую минуту Китаи молча смотрела на него. Потом понимающе кивнула.

– Теперь я понимаю, мальчик из долины, – сказала она и огляделась по сторонам. – Я не хочу умирать. Но моя семья не зависит от этого. Нет смысла в свободе от родителя, если я умру.

Тави задумчиво прикусил губу:

– Скажи, Китаи, а может быть так, что мы оба принесем Благословение? Что случится, если мы вернемся с ним одновременно?

Китаи нахмурилась:

– Тогда будет считаться, что Единственный согласен с доводами обоих, – ответила она. – Вождь будет волен решать сам.

– Погоди-ка. – Сердце Тави забилось быстрее. – Ты хочешь сказать, что сможешь уйти от отца, а он при этом сможет увести ваших от битвы с нашими?

Китаи удивленно уставилась на Тави, потом медленно улыбнулась:

– Клянусь Единственным, да. И он с самого начала задумал именно это. – Глаза ее подозрительно заблестели, и она несколько раз моргнула. – Все дело в том, что на вид Дорога не так умен. Потому, наверное, мать его и любила.

– Значит, действуем заодно, – сказал Тави и протянул ей руку.

Она покосилась на нее, нахмурилась, но повторила его жест. Рука ее была горячей, сильной. Тави сжал ее.

– Это значит, – пояснил он, – что мы согласны действовать вместе.

– Очень хорошо, – сказала Китаи. – И что, по-твоему, нам сейчас делать?

Тави покосился на Хранителей, которые начали наконец понемногу расползаться в разные стороны.

– Есть одна мысль.

Спустя час Тави, укутанный с головы до ног в мокрое, холодное одеяло, молча шагал по гладкой поверхности кроча, считая про себя шаги. Он досчитал уже почти до пятисот. Футах в десяти перед ним скользил над землей, направляясь в сторону большого дерева, Хранитель. Тави шел за ним следом уже несколько минут, но тот ни разу не обернулся и вообще не выказывал никаких признаков того, что замечает его присутствие. Это еще больше убедило Тави в том, что он верно разгадал принцип, по которому эти твари видят его. Так что до тех пор, пока он не производит шума и не делает резких движений, он может считать себя невидимкой.

Огромное дерево становилось все ближе и ближе, хотя чем больше смотрел на него Тави, тем меньше оставалось у него уверенности в том, что слово «дерево» подходит для описания этого.

Хотя остальная часть леса сплошь была покрыта слоем светящегося кроча, это дерево – с гладким, прямым, почти лишенным ветвей стволом – было покрыто им на высоту не больше десяти или пятнадцати футов. Ствол его был поистине огромен, не уступая в обхвате стенам домена Бернарда. Казалось, он вовсе лишен коры – просто гладкая древесина, массив которой вздымался на высоту больше сотни футов и завершался там чуть скругленными неправильными краями, словно чья-то исполинская рука оторвала верхушку, а время сгладило излом.

У основания ствола зияло похожее на пещеру дупло – искривленный темный треугольник выше человеческого роста. Тави остановился, продолжая наблюдать за бежавшим перед ним Хранителем. Тот не спеша забрался в дупло, и почти сразу же с противоположной стороны проема показался другой Хранитель, словно там имелся сквозной туннель.