Фурии Кальдерона

Тело Бернарда резко дернулось в воде; казалось, все до единого мускулы его сократились сразу. Спина его выгнулась дугой, и Исана скорее почувствовала, чем увидела, как глаза его широко открылись. Сердце его отозвалось тяжелым, неровным стуком: удар… другой… третий… Исана почувствовала облегчение, а Рилл тем временем, проникнув в тело через рану на бедре, разбежалась по сотням кровеносных сосудов, разнося ее сознание по всем закоулкам тела Бернарда. Она ощущала его усталое сердце, его досаду, его страх, его эмоции, словно ножом полосовавшие ее сердце. Она ощущала, как сопротивляется его тело ранению. Потом сопротивление почти прекратилось. Он умирал.

То, что она делала дальше, не подчинялось логической мысли или какому-то заранее принятому методу. Слишком на много частей раздробились ее мысли, чтобы управлять ими или хотя бы разобраться в них. Все основывалось исключительно на ее инстинктах, на ее способности высвобождать осознанную волю, ощущать все части целого – и действовать, восстанавливая это целое.

Она ощущала это как увеличивающееся давление, как стальные цепи напряжения, медленно и неотвратимо стягивающиеся на множестве ее мыслей, заглушающие их. Она боролась с этой глухотой, старалась сохранить сознание, жизнь и поделиться ими с каждой частью покалеченного тела Бернарда. Она бросилась в эту борьбу вся, без остатка, напрягая все силы в этом поединке со смертью, только бы и дальше слышать робкое, неровное биение его усталого сердца.

Она держалась за его жизнь, а тем временем фурии Рота и Отто гнали кровь обратно в его тело. Она удерживала его в этом мире, а два заклинателя принялись за саму рану, закрыв ее и заживляя частица за частицей саму ткань.

Она удерживала его жизнь из последних сил – и в какое-то ужасное мгновение между двумя ударами сердца поняла, что силы ее на исходе – что она его теряет.

Через Рилл она ощутила безмолвное стремление Рота оставить ее брата и попытаться спасти хотя бы ее. Так же безмолвно она отказалась и еще решительнее направила остатки энергии своего тела в Бернарда, в его с усилием бьющееся сердце. Она бросила все, что сумела собрать, в него – и ощутила, как эта энергия покинула ее, оставив почти без сил. Она отдала брату все, что составляло ее саму: любовь к нему, любовь к Тави, страх перед его возможной смертью, досаду, боль, радость светлых воспоминаний и отчаяние самых беспросветных мгновений ее жизни. Она не оставила себе ничего.

Бернард снова содрогнулся и резко вздохнул, обжигая легкие ледяным огнем. Он закашлялся, и жуткая неподвижность сразу исчезла, заставив его легкие работать – вдох, другой, третий…

Исана испытала облегчение: тело его сразу сделалось сильнее, энергия снова заструилась по его жилам, а сердцебиение стало учащаться и становиться ровнее и увереннее; пульс его отдавался в ее сознании ударами кузнечного молота. Она ощущала Рилл, но смутно – фурия двигалась по его телу в каком-то смятении. Рот еще раз попытался послать ей какой-то сигнал, но она слишком устала, чтобы разобрать его. Она уже не контролировала свое сознание, отпустив его плавать само по себе, а сама погружалась куда-то в темноту, в тепло, обещавшее ей отдых от тревог, и боли, и усталости.

И тут в ней вспыхнул и забился какой-то огонь. Она подумала, что ощущение это ей откуда-то знакомо… Откуда-то из давних-давних времен. Ее погружение в небытие на мгновение замедлилось.

Огонь вспыхнул снова. И еще раз. И еще.

«Боль. Я чувствую боль».

Какой-то далекой, словно оторванной от нее, неуверенной частью сознания она понимала, что происходит. Рот не ошибался. Она отдала слишком много себя и не могла теперь вернуться в свое тело. Слишком устала она для этого, слишком много сил потеряла. Она умрет – прямо здесь, рядом с ванной. Тело ее осядет на пол, лишенное жизни.

Огонь вспыхнул еще раз, осветив тьму.

«Мертвые не чувствуют боли, – подумала она. – Боль – это удел живых».

Она рванулась к нему, к этому огню во тьме. Приятное погружение прекратилось, хотя часть ее отчаянно протестовала. Она тянулась назад, к боли, но не двигалась с места, не начинала всплывать.

«Слишком поздно. Я не могу вернуться».

Она попыталась еще раз – безрезультатно. Она билась с безмолвием, с теплом. Она билась за жизнь.

Внезапно свет вспыхнул прямо над ней, ослепительный, как новорожденное солнце. Исана тянулась к нему, обнимала этот далекий огонь каждой частью себя, которая еще оставалась живой. Огонь потоком омывал ее, превратившись в непрерывную сияющую пытку, боль сильнее любой другой, которую она испытывала за свою жизнь. Ее словно закрутило головокружительным вихрем, на нее сразу навалились смятение, пустота в месте, где только что была Рилл, и боль – все больше и больше боли.

Она вернулась в нее и была счастлива этим. Свет и боль поглотили все: конечности ее болели как от непосильной нагрузки, неровное дыхание жгло легкие, голова гудела как котел, а сознание захлебывалось от переполняющих ее ощущений.

Она услышала крики. Кто-то визжал, последовал тяжелый удар – кто-то упал. Снова визг. «Линялый», – подумала она.