Фурии принцепса

Пока захваченные не принялись осыпать их солью.

Заклинатели ветра завопили от боли – соляные кристаллы дырявили, увечили, развеивали их фурий. Немногим удалось оторваться от земли – но куда больше осталось. Легионы, спешившие прикрыть беззащитных рыцарей, не успевали. Хозяева алеранского неба уже тонули в море бронированных тел и рубящих лап.

И тогда был нанесен последний, смертельный удар.

Десятки тысяч во́ронов вдруг посыпались на улицы, здания и крыши столицы. Несколько птиц свалились на балкон под ноги Эрену. Вороны забились в жестоких судорогах и затихли.

Эрен и стоявшие рядом недоуменно смотрели на них.

– Великие фурии, – выдохнул Эрен. – Это еще что?

Озадаченное лицо Гая вдруг застыло. Чуть округлив глаза, он произнес:

– Нет! Курсор, берегись!

Из птичьих тел вырвались захватчики ворда.

Они не были страшны на вид. Не больше скорпиона и отчасти на него похожи, если не считать разбросанных по всему телу гибких щупалец. Но они были быстры и юрки, как испуганные мыши, и уже полдюжины их шмыгали по балкону, взблескивая зеленоватым хитином.

Эрен развернулся, растоптал одного, прихлопнул второго у себя под коленом. Один из курьеров, занеся ногу над другим, промахнулся и потерял равновесие. Три захватчика метнулись к упавшему, и один из них ворвался в его разинутый в ужасе и отвращении рот.

Гонец вскрикнул и перекатился на спину. Его били судороги, глаза закатывались под лоб. Еще один крик умер, не родившись, а потом глаза обессмыслились и обратились к Первому консулу. Поднявшись на ноги, он рванулся к Гаю.

Эрен бросился между правителем и захваченным гонцом. Ухватив захваченного за рубаху, напрягая все силы в паническом рывке, молодой курсор перебросил обреченного через перила.

Полыхнула вспышка, раздался щелчок, резко запахло озоном. Сморгнув блики в глазах, Эрен увидел скорчившихся на полу мертвецов – захваченных. Первый консул стоял над ними, вытянув правую руку, между расставленными пальцами метались молнии.

– Во́роны, – просто сказал Гай, глядя в опустевшее небо. – Я на них и не смотрел.

В городе раздавались вопли. И минутой позже какой-то дом или сад под цитаделью вспыхнул. В поле за стенами вышли заклинатели в ошейниках. Они наступали на войска Аквитейна, и новое речное русло заколебалось, стало извиваться огромной живой змеей.

В цитадели у них за спиной раздавались страдальческие крики.

– И не смотрел… – тихо выдохнул Гай и повысил голос, твердо приказав: – Освободите балкон!

Ушли все, кроме Эрена. Гай стоял у перил, разглядывая отчаявшиеся легионы Аквитейна. Консул уже осознал свое положение, и его люди отступали с боем, пока ворд не отрезал, не утопил, не раздавил их своей тяжестью.

Гай склонил голову, но сразу поднял взгляд и неторопливо достал из-под куртки два запечатанных конверта. И протянул их Эрену.

Тот заморгал:

– Правитель?

– Первый – моему внуку, – просто сказал Гай. – Второй – Аквитейну. Под столом в моей комнате для размышлений скрыт подземный ход. Он выходит за две мили севернее города на дорогу к Красным холмам. Приказываю взять письма и Сиреоса и уходить.

– Правитель! – сказал Эрен. – Нет. Я не могу. Уходить надо всем. Отступим в Аквитанию или в Риву, лучше подготовим…

– Нет, Эрен, – тихо остановил его Гай.

По цитадели эхом разнесся новый крик.

– Я не доберусь живым до новой крепости, да и сила моя коренится здесь, – сказал Гай. – Здесь я нанесу им больший ущерб.

У Эрена защипало глаза.

– Значит, сигнал к отступлению?

– Если мы отступим, – тихо ответил Гай, – царица ни за что не покажется. Они рассредоточат силы, преследуя нас, и все дороги превратятся в бойни. – Он опустил взгляд на защитников города. – Они мне нужны. Если еще осталась надежда… они мне нужны.

– Мой господин, – выдохнул Эрен. Он не замечал, что плачет, но слезы капали ему на руки.

Гай положил руку ему на плечо:

– Это была честь для меня, юноша. Если увидишь моего внука, скажи ему, пожалуйста… – Старик нахмурился на миг, а потом его губы сложились в грустную усталую улыбку. – Скажи, что я его благословляю.

– Скажу, правитель, – тихо ответил Эрен.

Гай кивнул ему. Потом, развязав шнурок на ножнах гербового кинжала – символа и печати Первого консула, – протянул его Эрену.

– Счастливо тебе, дон Эрен.

– И вам, правитель, – сказал Эрен.

Гай улыбнулся ему. А потом опустил ладонь на рукоять меча и закрыл глаза.

Его кожа менялась. Сперва покрылась смертной бледностью. Потом стала лосниться в лунном свете. Потом приобрела серебристый оттенок и очень скоро заблестела начищенным серебром. Когда Гай взялся за меч, сталь под его пальцами зазвенела.

Эрен не сводил с него глаз. Он не только не видел – не слыхал о такой магии.

Гай бросил на него короткий взгляд и снова улыбнулся. От этого движения стальная кожа лица застонала, как сминавшийся металл, хотя зубы выглядели как прежде и только язык стал неестественно розовым.

– Это ничего, – сказал он Эрену. Голос огрубел и звучал на одной ноте. – Я и так не рассчитывал долго прожить. – Улыбка погасла. – А теперь уходи.

Эрен поклонился Первому консулу. А потом развернулся и, крепко сжимая письма, бросился бежать.

* * *